Книга Запретные удовольствия - Марина Серова

Мерно рокочущий пригородный автобус вез меня на окраину, туда, где расстилался огромный осенний парк и тупо уставились в небо равнодушные холмы, окаймлявшие город.

Гудение мотора действовало усыпляюще.

Я впала в некое подобие транса и едва не пропустила свою остановку.

Промедли я еще минуту, и автобус свернул бы на шоссе, уводящее в вечереющие поля. А там иди хоть налево, хоть направо, хоть день, хоть неделю все равно никуда не придешь.

Выпрыгнув на раздолбанную шинами обочину, я медленно побрела к особняку, поблескивающему стеклами окон сквозь редкие ветви деревьев.

Парк встретил меня шумным шелестом листьев и влажной прохладой.

Тропинка, обогнув огромный дуб, уперлась в плотный забор, за которым громоздилось приземистое, вытянутое в длину двухэтажное строение.

Для порядка пролаяла дворняга, тотчас же завиляв хвостом и увиваясь потом у моих ног, пока я шла к крылечку.

Дверь особняка отворилась, не успела я коснуться кнопки звонка.

Марфа стояла на пороге с длинной высокой свечой в руке. Прядь волос, выбившаяся из-под черного платка, сверкнула в лунном свете серебристой сединой.

- Мир входящему, - поприветствовала она меня.

Я обрадовалась, что Марфе Егоровне не пришло в голову повторять свои дневные кульбиты, именовавшиеся второй степенью почтения.

- Добрый вечер, - ласково сказала я; - Кажется, я вовремя?

- А времени больше не будет, - заверила меня Марфа Егоровна.

- Я читала об этом в Апокалипсисе. Но, кажется, это у нас еще впереди, не так ли?

- Уже, уже, - бормотала старушка, освещая мне лестницу. - Следуй за мной, да не споткнись. Плохая, говорят, примета.

- Я не суеверная, - почти не солгала я. Марфа Егоровна строго посмотрела на меня.

- Ох, грешна я, старая. Что-то не верится мне, будто старец наш дар благодатный в тебе углядел. Не поторопился ли он? Ох, чую беду, - вздохнула она, оглядывая меня исподлобья.

- Все будет хорошо, - успокоила я ее.

Мы снова подошли к двери с табличкой "Завхоз". Марфа вошла без стука, велев мне немного обождать.

В ночном окне круглилась полная луна, отливавшая красноватым светом.

Круг в квадрате, перечеркнутый крестом рамы, навел меня на мысли о мистической геометрии, и, когда Марфа окликнула меня, просунув голову из-за двери, я вздрогнула от неожиданности.

- Проходи, - громко шепнула она мне. - Сначала в дверях постоишь, а когда окликнет - иди к самому и делай все, что велит.

Я шагнула вперед.

И сразу же погас свет.

В полной темноте раздавались едва слышные удары отдаленного барабана.

Звук возникал через редкие промежутки времени, которые понемногу сокращались.

Уже минут через десять удары следовали один за другим, словно чье-то больное сердце колотилось из последних сил.

Когда удары превратились в сплошной грохот, звук неожиданно исчез.

Потом вся процедура повторилась трижды.

Что ж, весьма действенный прием.

Сейчас, наверное, они начнут экспериментировать со светом.

Очень сильный способ давления на психику.

И точно: то тут, то там стали зажигаться огоньки свечей.

Скоро вся комната была ярко освещена.

Меня заинтересовали тени, мелькнувшие в окнах справа.

Поскольку глупо было бы размышлять о росте людей, чьи головы достают до второго этажа, я пришла к выводу, что эти окна выходят на закрытую галерею, размещающуюся вдоль стены зала.

Рядом со мной, возле дверей, стояли несколько девушек и молодых людей с потупленными взорами.

Среди них я с удивлением обнаружила Володю Слепцова, который едва заметно кивнул мне.

Я догадалась, что это новообращенные члены "черного братства", которые готовятся перейти на новую ступень посвящения.

Впереди, очевидно, располагались действительные члены внутреннего круга.

Судя по черным кожаным браслетам и отрешенным лицам участников церемонии, они уже прошли все испытания и были допущены к некоему источнику познания.

Раздалась тихая музыка, то нараставшая, то вновь затихающая и почти спадающая на нет.

Несколько аккордов, выбранных, кажется, произвольно, были скомпонованы таким образом, что каждый из них как бы зависал в воздухе, ожидая разрешения в тонику, но вместо этого раздавался медующий аккорд, точно так же не находивший разрешения.

Я заметила, что люди с браслетами, стоящие впереди, начинают тихонько раскачиваться, что-то бормоча себе под нос.

Впереди мелькнула сгорбленная фигурка Марфы в черном платке. Она остановилась в отдалении, у задней стены помещения, и строго наблюдала за присутствующими.

Бормотание становилось все громче.

Мне показалось, что я попала в сумасшедший дом, причем в палату для иностранцев.

Нечленораздельные слоги, бессмысленные фразы, мычание и стоны раздавались осенним вечером на втором этаже особняка религиозно-культурного "Братства разума", в большой комнате с табличкой "Завхоз".

Чем-чем, а разумом тут и не пахло. Скорее наоборот.

Вот юноша с короткой стрижкой упал на колени, закрыв лицо ладонями и не переставая раскачиваться.

Вот девушка, раскинув руки, словно птица, закружилась на месте. Вокруг нее сразу освободилось некоторое пространство, чтобы соседи не могли помешать ее странному танцу.

А пожилая женщина в первом ряду вдруг пошла вприсядку, неумело выкидывая коленца. Она проделывала это с такой серьезностью, что ни у кого не промелькнуло даже тени улыбки.

Подобная практика была мне знакома.

Глоссолалия - самопроизвольное говорение на иных языках - была принята у пятидесятников, остановившихся на одной главе Нового завета и построивших свое учение только на этом отрывке.

А освобождение физической энергии находило широкое применение у секты хлыстов и многочисленных ответвлений этой зловещей и загадочной организации.

Внезапно стена впереди заколыхалась, словно белое квадратное озеро, и рухнула вниз.

Едва не чертыхнувшись от неожиданности, я мгновенно поняла, что это был большой кусок ткани, натянутый поперек комнаты.

Впереди открылось довольно просторное помещение, заставленное различными предметами.

У правой стены располагалась старинная фисгармония с белевшим на ее крышке лошадиным черепом, слева небольшой столик, на котором я с удивлением увидела секстанты и астролябию.