Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
К отцу пришла слава, которая была ему не нужна, деньги, которые ему некуда (и не на кого) было тратить. Милиционеры более не останавливали его на улице. Красивые молодые женщины, интересующиеся политологией, засматривались на него, не зная, что по ночам этот внешне не окончательно потерянный для женской любви пожилой человек превращается в сдутый матрас, засушенного клопа, сухой цветок лютика, горку ползающего по подушке пепла.
А может, подумал однажды Никита, отец… и есть эпоха?
Хотя, конечно, это было слишком.
Просто отец каким-то образом оказался на пути исчезающей эпохи, и она (вопреки его желанию) захватила его с собой. Никита не понимал, почему эпоха вцепилась именно в отца. Вокруг ходили куда более достойные ее выразители.
Никита поделился этим своим соображением с Саввой.
«А может, — сказал Савва, — она — эпоха — схватила его с земли, как палку, чтобы забросить… в будущее, в новую эпоху? Без надежды на возвращение?»
«Зачем? — удивился Никита. — Кому он нужен в будущем?»
«Видишь ли, — ответил Савва, — будущее само решает, кто ему нужен».
«Но ведь это совершенно вне логики», — заметил Никита.
«Логика, — ответил Савва, — как правило, применима исключительно к прошлому, так сказать, постфактум. Иногда — к настоящему. Будущее — всегда вне логики. Странно, но люди до сих пор этого не понимают».
Отец, между тем, посоветовал Савве и Никите, ценить последние дни завершающейся эпохи, когда в магазинах полно спиртного и еды, а у них в карманах полно денег. Обычно перед смертью достойного человека, сказал отец, Господь награждает его прекрасным тихим днем, исполненным мира и покоя. В этот день у человека пробуждаются надежды на лучшее. Но и уход из жизни не представляется ему в этот день однозначным концом.
Отец сказал Никите и Савве, чтобы они, дураки, не сушили мозги учебой и на работе, а… наслаждались жизнью, жили в свое удовольствие, ели, пили и гуляли, как положено в молодости, потому что скоро все это закончится. Вам выпал редкий шанс, сказал отец, понежиться в лучах заходящего солнца внутри периметра черного надвигающегося урагана. Так бывает, сказал отец, вокруг предгрозовая тьма, а на какой-нибудь единственной лужайке тишь да гладь. Она как у солнца в горсти. Как будто Господь Бог смотрит на нее с ласковой грустью. Вы еще будете вспоминать эти счастливые дни. Так сделайте их истинно счастливыми. Это пока еще в вашей власти.
Но Никита и Савва не слушали отца, относя странные его речи на счет старческой рефлексии.
…Савва тогда уже дома не жил. Получив в фонде кредит, он (в рассрочку) приобрел квартиру на семнадцатом этаже в престижном новомодном доме с подземным гаражом, зимним садом, спортзалом, бассейном и турецкой баней. Савва поселился один в пяти застланных мягкими — ноги в них тонули как в воде, точнее в теплой тине, потому что с подогревом был пол — коврами комнатах и двух холлах, не удосуживаясь ни как следует обставить квартиру, ни навести в ней элементарный уют. Спал на подаренном сослуживцами, занимавшим полкомнаты водяном матрасе, накрывшись старым пуховиком. Залитую в пластик еду брал в ближайшем круглосуточном магазине. Коробки с грилем, СВЧ-печью, посудомойкой, тостером и прочими полезными вещами стояли на кухне не распакованными. В огромной — зеленого мрамора — ступенчатой, возносящейся вверх как трон Посейдона, ванной не было зеркала. На окнах — занавесок. Книги, газеты, бумаги, компьютерные распечатки валялись прямо на полу. Сам же компьютер помещался на подоконнике. Вздумай кто пристрелить Савву, не отыскать лучшей мишени для снайпера в черном зеркале окна на семнадцатом этаже, чем склонившаяся над дисплеем голова с седой прядью, в которой роились (иные, нежели в унесенном слепой собакой ноутбуке) сценарии будущего России.
Но, похоже, никому не было дела ни до Саввы, ни до его сценариев будущего России. Президент был относительно молод и (по крайней мере, внешне) энергичен. Власть не представлялась (потенциально) бесхозной. А потому люди думали не о том, как взять власть, а как раздобыть деньги, ибо (не без оснований) полагали, что с деньгами хорошо при любой власти.
Никита часто навещал брата, но не наблюдал в квартире перемен. Быт Савву не интересовал. Следовательно, квартира на семнадцатом этаже была для него сугубо временным пристанищем. Никита сказал об этом брату. Тот ответил, что любая власть, как, впрочем, и любая жизнь временны и конечны во времени и пространстве. Те же, кто власть обслуживают (точнее, себя при ней) еще более временны и конечны. Поэтому главное — не упустить шанс. Когда на столе миллионные ставки, заметил Савва, не суть важно рваные или целые на тебе носки, есть у тебя занавески на окнах или нет. Важно, что ты поставил свою фишку, следишь за прыгающим в рулетке шариком. А трахать девок, мысль Саввы как этот самый шарик вдруг выпрыгнула из рулетки, на теплом ковре почти столь же сподручно, как и на булькающем водяном матрасе. Вот только… — добавил задумчиво, — колени потом красные, как пролетарское знамя.
У Никиты сжалось сердце от этих слов. Свет его очей — зеленоглазая Мера — недавно пожаловалась ему, что у нее… стерты колени, а ночью в серебряном, льющемся как если бы они стояли под лунным душем, свете Никита разглядел, что и задница у света его очей в красных пятнах, как будто по ней прошлись наждаком.
Значит, теперь не только во сне, с грустью подумал Никита.
Цена и Мера — две девушки с редкими (говорящими) именами — присутствовали в ту пору в жизни Никиты, как нечто бесценное и безмерное.
Сейчас, спустя многие годы, Никита Иванович понимал, что это и было то самое счастье внутри периметра черного урагана, упускать которое ему не советовал отец. А тогда — не понимал, ревновал Цену и Меру к Савве, выяснял с ними отношения, одним словом вел себя, как придурок, который всегда хочет чего-то сверх меры, а что имеет — не ценит.
Никита любил Цену и Меру, и ревновал их, подтверждая тем самым (христианский, но не исламский) тезис о воинственном несовершенстве человеческой (мужской) натуры.
Никита (технически) обладал ими как по отдельности, так и двумя сразу. Ему не приходило в голову, что, допустим, Цена может ревновать его к Мере, а, допустим, Мера к Цене. Обладая Ценой и Мерой, Никита как будто обладал всеми женщинами мира. Точнее не всеми женщинами (это было так же невозможно, как знаменитому Ксанфу «выпить море»), а некоей неуловимой сущностью (первосущностью) которая принципиально воплощалась в миллионах женщин по всей земле и, следовательно, была первичнее тела. Сущностью, которую постиг один лишь Господь Бог перед тем, как, грустно покачав головой, вложить ее в праматерь Еву.
Никите не нужны были другие женщины, когда с ним были Цена и Мера, и он совершенно естественно полагал, что и им не нужен (не должен быть нужен) другой мужчина, когда с ними он, Никита. Но Цене и Мере зачем-то был нужен Савва. Никита (как некогда Господь Бог) сделал печальный для себя вывод, что (для Цены и Меры) он не является выразителем (носителем) мужской сущности в той степени, в какой они — женской сущности для него.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
