Прощаясь, Роджер задержал ее руку.
— Кейт, — произнес он тихо.
— Люблю, — ответила она и быстро нырнула в ворота.
Подымаясь по лестнице, Кейт закусывала губы, чтобы громко не рассмеяться, чтобы не крикнуть. Она не задумывалась о том, что возвращается домой, что в том доме есть человек, который называется ее мужем, что она не свободна и не может распоряжаться своей судьбой.
Она была счастлива, безгранично счастлива.
Машинально открыв дверь и нигде не зажигая свет, она на ощупь прошла к себе в комнату. Ей навстречу из кресла встал Гого. Его вид так испугал ее, что она отпрянула назад. Но через мгновение пришла в себя, измерив его холодным взглядом.
— Прошу оставить меня, — произнесла она тоном, каким отдают распоряжение слугам.
Гого не шелохнулся. Его лицо налилось кровью.
— Откуда вернулась? — спросил он хриплым и угрожающим голосом.
Кейт, не глядя на него, снимала шляпу и перчатки.
— Это не может касаться тебя, — ответила она спокойно.
— Однако, видимо, касается, если спрашиваю.
— Ты забываешь о нашем договоре, — заметила она. — Я не собираюсь с тобой разговаривать и прошу оставить меня в покое.
— Наш договор не предусматривал таких… таких выходок, — взорвался он.
— Он предусматривал, что ты не будешь навязываться. Мне следовало давно привыкнуть, что ты никогда не выполняешь своих обещаний.
— Это бесстыдство! — заорал он.
— Поскольку ты не выполнил их, я сделаю соответствующие выводы.
Гого рассмеялся.
— О, не так быстро и не так просто, моя дорогая! Не так просто! Скорее я посажу тебя под ключ, чем позволю позорить мое имя по гостиницам или квартирам! Не притворяйся святошей! Я точно знаю, чем ты занималась и с кем! Да-да, знаю, с кем…
Сделав паузу, он проскандировал последнее слово, слово, которым изводил себя уже не менее часа:
— …пу-та-лась!
Кейт, не проронив ни звука, взяла шляпу, подошла к зеркалу и стала надевать ее.
— Не воображай, что я тебя выпущу! — прокричал он. — У меня, пожалуй, есть право не позволить своей жене шататься по ночам.
— У тебя по отношению ко мне нет никаких прав, и мне казалось, что ты это уже понял.
— Не понял и не пойму. Я могу не приходить к тебе в постель, могу согласиться на то, чтобы ты воспринимала меня как пустоту, считала тем, кем тебе нравится, но ты же не можешь быть настолько лицемерной, утверждая, что наш договор давал тебе право изменять мне!
— Я этого не утверждаю, — пожала плечами Кейт.
— Так где ты была до часу ночи?!
Она взглянула на него с невозмутимым спокойствием.
— Мне не хочется отвечать тебе на этот вопрос.
— Ах так!
— Ты можешь только спросить меня, изменила я тебе или нет. Если задашь такой вопрос, то получишь отрицательный ответ: нет, не изменила, и это все.
— И ты хочешь, чтобы я тебе поверил?
Кейт улыбнулась, оттого что это позабавило ее.
— О, нет, вовсе нет. Не думаю, что существует на свете что-то, что меня бы интересовало меньше, чем твоя вера. Мне это совершенно безразлично.
— А вот мне не безразлично! — крикнул он. — Мне нужны доказательства!
— Ты смешон. Если они нужны тебе, так ищи.
— Они есть! Хитростью отправляешь меня в театр, а сама тотчас же уходишь. Куда? Наверняка на условленное ранее свидание с мужчиной и возвращаешься после полуночи. А в каком состоянии?! Взволнованная, разгоряченная, полыхающая! Может, станешь возражать?
— Вовсе нет. Я с удовольствием соглашусь.
— Итак, разве это не доказательства? Не это ли неопровержимые доказательства, тем более, что я знаю, с кем ты была?! Я должен сказать?
— Мне это неинтересно.
— А была ты с Тынецким! — крикнул он, направив в ее сторону указательный палец осуждающим движением.
— Я бы попросила не повышать голос, — вздохнула Кейт, — если бы не знала, что тебе ничто не напомнит о необходимости соблюдать приличия.
— Мне плевать на приличия, тут идет речь о моей чести!
— Твою честь ничто не компрометирует больше, чем твой собственный образ жизни.
— Ответь мне только на один вопрос: ты была с мужчиной?
— Это не важно. Я скажу тебе только, что не компрометировала твое имя и не изменяла тебе. Если тебе этого недостаточно, то ничем не могу помочь, и в третий раз прошу тебя оставить меня.
Он двумя руками обхватил голову и заныл:
— Ах, если бы я мог верить тебе, если бы мог!..
— Это уже твое дело, — сказала она ровным и спокойным голосом.
— Нет-нет, я был бы наивным глупцом, одним из того легиона смешных мужей, которым наставили рога. Я не могу тебе поверить.
Нахмурившись, он всматривался в нее.
«Мало того, что она изменяет мне, так она еще пользуется сейчас своим превосходством надо мной с холодной жестокостью, умышленно заставляя страдать от подозрений. Какая же она злая, мстительная и лживая», — думал он.
Глядя на нее и не владея собой, произнес:
— Я тебя убью.
Он надеялся увидеть в ее глазах страх, надеялся, что Кейт, по крайней мере, бросится к двери, чтобы бежать, она же спокойно села перед зеркалом и, поправляя расческой волосы, невозмутимым тоном сказала:
— Поверь, Гого, мне бы легче было выдержать это, чем твой крик, вульгарные оскорбления, на которые я обречена, живя с тобой под одной крышей.
— Кейт, почему ты ненавидишь меня?
— Ты ошибаешься, это не ненависть. Это брезгливость и презрение по отношению к тебе!
Он какое-то время молчал, а потом спросил:
— А его… его любишь?
— Извини, но ты задаешь вопросы, которые вправе задавать в исключительных случаях кто-то очень близкий, а не ты, кем являешься и останешься для меня — самым далеким человеком на земле.
— Ты хорошо осмыслила свои слова?
— Несомненно.
— Это значит, что и речи быть не может о налаживании нашей жизни?
— Нашей? Наша давно умерла.
Гого сжал губы и умолк.
«Умерла… Так зачем в таком случае нужно жить мне и зачем ей?»
Он видел перед собой ее прямую спину, ее светлые волосы с золотистым отливом, заплетенные в косу и уложенные в прическу.
«Зачем нам жить?..» — думал он.
Кейт повернулась и сказала:
— Оставь меня, я хочу лечь спать. Неужто ты настолько неделикатен, чтобы не понять это?
