Книга Глубокая зона - Джеймс Д. Тейбор

Дон Барнард пришел в защитном костюме. Халли попробовала придумать шутку на этот счет, но ничего не вышло.

– Мне сказали, ты спасла ей жизнь. – Из-под шлема и маски его голос будто доносился из шкафа.

– Рада это слышать. – Халли теперь сама лежала в боксе изолятора. – Она заслуживает того, чтобы жить.

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно.

На его лице отразилось сомнение.

– Ну, правда, Дон. Смотри… – Она указала на поднос, на котором остались лишь крошки от чизбургера, жареного картофеля и шоколадного мороженого. – Аппетит хороший, температуры нет, болей нет, пульс, давление, дыхание – все в норме.

Он кивнул.

– Знаю. Инкубационный период от трех до пяти дней. Сегодня только первый день.

Барнард опустил взгляд на пол, потом посмотрел на стену, на потолок. По его лицу она поняла – что-то случилось.

– Дон, что такое? Ленора умерла?

– Пока держится. Дело не в этом.

– А в чем тогда?

Он посмотрел ей прямо в лицо. Сквозь маску она видела только его глаза, и они ее пугали.

– Что такое, Дон?

– Оно не работает, Халли. – Чужой голос. Глухой, упавший.

– Что не работает?

– «Лунное молоко». Оно не работает.

По ее телу словно пробежал электрический ток. Не может быть. Он ошибается.

– Да ты что, Дон? Мы же предоставили результаты моих исследований. И работы Лу. С новой порцией «лунного молока» все должно получиться. Мы были почти у цели. Им надо… – Взглянув на его лицо, она осеклась.

– Нет. Все не так. У всех семи лабораторий один результат. Либо на этот раз получен другой материал, либо испорчены образцы.

– Расскажи подробно, что произошло.

– Структуры, полученные в результате секвенирования белков, – те самые, над которыми работала ты, – не совмещаются как положено. Дело не в твоей работе, а в новом материале. Будто к замку вдруг перестал подходить ключ. И все лаборатории столкнулись с этой проблемой на одном и том же этапе трансфекции. Возможно, «лунное молоко» мутирует так же быстро, как АКБ.

– Боже. Если нельзя провести трансфекцию, дверь остается закрытой. Мебель не переставишь.

– Вот именно, – уныло произнес Барнард. – Будь у нас время на повторное секвенирование, мы нашли бы, как говорят компьютерщики, способ обойти проблему. Но времени нет.

Оба замолчали. Халли больше не принимала лекарства, ум работал яснее, и она мгновенно поняла: только что ей вынесли смертный приговор. Она не видела перед собой ни Дона, ни палату. Ее словно ударила гигантская волна и стала затягивать все глубже и глубже, свет померк, звуки утихли, вокруг не осталось ничего, только шум в ушах.

Халли очнулась, встала с кровати; оторопелая, прошла по комнате.

– Хоть бы одно окно было в этом проклятом боксе, – зло бросила она. – Хочется увидеть солнце.

Барнард только покачал головой.

– Мне жаль, Халли. Мне очень жаль… Думаю, тебе нужно позвонить домой.

Он подошел ближе, обнял ее. Из-за костюма ей казалось, что она в объятиях человека, сделанного из надувных мячей, но через прозрачный пластик она видела его лицо, и от этого становилось легче. Внутри что-то оборвалось, и неожиданно Халли зарыдала так отчаянно, что заболели ребра. Барнард крепко прижимал ее к себе, по его щекам тоже текли слезы. Проходящая мимо медсестра на секунду задержалась в дверях, увидела происходящее и пошла дальше.

Через два часа после ухода Барнарда Халли смотрела телевизор, подвешенный под потолком палаты. Телеканал «Фокс» первым выдал сенсационный репортаж, но теперь другие каналы тоже узнали новость, и куда бы она теперь ни переключалась, везде были вариации на одну и ту же тему:

«…прерываем наше вещание специальным выпуском новостей. Как оказалось, над населением нашей страны нависла угроза эпидемии заболевания, вызываемого опасной бактерией. По поступившим данным, новый патоген занесен в страну военнослужащими, возвращающимися из Ирака и Афганистана. Неясно, является ли это следствием бактериологической атаки со стороны «Талибана» или «Аль-Каиды». Как сообщают, для заболевания характерны крайне быстрое распространение и устойчивость к воздействию лекарственных средств. По сведениям, поступившим из пожелавшего остаться неизвестным правительственного источника, президент проинформировал ближайших советников, что это, возможно, самая страшная угроза для нации со времен Перл-Харбора.

Белый дом заявил, что сегодня в пятнадцать часов президент О’Нил проведет специальную пресс-конференцию. Прямой репортаж смотрите на нашем канале».

Теперь дело принимает совершенно иной оборот.

Халли была слишком молода, чтобы стать очевидцем массовых волнений в Вашингтоне после убийства Мартина Лютера Кинга, однако она смотрела фильм и фотографии, читала отчеты. На этот раз все будет точно так же. Но хуже. И не только в округе Колумбия. АКБ не знает границ, не милует невинных и детей, не берет пленных.

На ум пришли великие города Европы во время чумы: телеги, переполненные гниющими трупами, сосед убивает соседа, королевские семьи спасаются бегством, дома горят вместе с запертыми внутри обитателями. Перед глазами возникла картина того, что может быть уготовано будущим: на тротуарах столицы – разлагающиеся тела, целые кварталы объяты огнем, больницы атакуют полчища страждущих. Службы не работают, потому что полицейские, пожарные, коммунальщики покинули город вместе со своими семьями. Массовые самоубийства, чтобы умереть быстро и безболезненно, не растягивая мучений.

Прекрати.

В отделении все изменилось. Множество людей сновало туда-сюда, телевизоры работали на полную катушку, на сестринских постах то и дело раздавались телефонные звонки, в боксах кричали пациенты.

Халли выключила телевизор и вышла в коридор. Как странно знать, что ты умрешь, подумала она, но тут же поправилась. Нет, не так. Мы все знаем, что умрем. А я знаю, когда и как. В этом отличие. Но не забывай, еще есть шанс. Десять процентов. Ее ум, как испуганный конь в загоне, взбрыкивал и лягался, искал несуществующий выход.

Иди. Не останавливайся. Будь здесь и сейчас. Сколько бы тебе ни осталось, используй по максимуму каждое мгновение. Нужно позвонить маме. Нет, пока нельзя. Пусть пройдет немного времени. Боже, как там мама? Она слушает сводки новостей и не может понять, что происходит. Нужно ей сказать, чтобы уезжала. Но куда? Пожалуй, ей будет хорошо на любой ферме. Нужно позвонить. Позже, не сейчас.