Мы мчались, не обращая больше внимания на маскировку. Даже если бы Говард и обернулся, он вряд ли бы заметил нас за кипящей серой пеленой, бушевавшей на улице.
Но он не обернулся, а целеустремленно направился к дому и, пригнувшись, исчез за полурухнувшим входом. Я не был в этом полностью уверен, но у меня сложилось такое впечатление, что насекомые заметались сильнее, когда Говард вошел в дом. Жужжание и шелест их крыльев становились все громче, и в воздухе внезапно появилось столько серой, клубящейся пыли, что я едва мог продохнуть.
Рольф опередил меня на несколько шагов, он первым подбежал к двери и, задыхаясь, прислонился к треснувшей дверной раме.
— Он… поднялся по лестнице! — сдавленным голосом прохрипел он. — Быстрее. Я… начну здесь внизу.
Я хотел возразить, но Рольф, не долго думая, схватил меня за руку, подтащил к себе и так сильно втолкнул в дом, что я оказался на ветхой лестнице, которая вела наверх.
— Пять минут! — крикнул он. — И ни секунды дольше! Помни об этом!
Я еще раз взглянул на небо. Полоска яркого дневного света стала шире. Пожалуй, пять минут было слишком много. Но мы должны были пойти на этот риск, чтобы дать Говарду шанс.
В то время как Рольф распахнул принесенный с собой рюкзак и начал лихорадочно рыться в нем, я побежал вверх по лестнице, сначала быстро перепрыгивая через две-три ступеньки, но потом, когда я добрался до второго этажа, медленнее и почти затаив дыхание.
Шаги Говарда звучали прямо над моей головой. Мне показалось, что я слышу его голос, но я не был до конца уверен, так как даже здесь жужжание и шелест крыльев насекомых раздавались достаточно громко, потом хлопнула дверь, а через мгновение до меня донесся громкий стук, как будто на пол упало тяжелое тело.
Я осторожно двинулся дальше. Моя рука нащупала рукоятку шестизарядного револьвера, который я спрятал под плащом. Слова Рольфа побудили меня взять с собой кроме моей трости, в которой была спрятана шпага, еще и револьвер, хотя я обычно испытываю отвращение по отношению к огнестрельному оружию. У меня не было и чувства уверенности, которое обычно придает огнестрельное оружие. Мои ладони стали мокрыми от пота.
Лестница начала охать и дрожать под моим весом, как живое существо, когда я продолжил подъем. Меня окружала темнота, лишь кое-где прерываемая бледными полосками серого предрассветного света, который проникал сквозь щели и дыры в ветхой стене. Я снова услышал голоса и на этот раз был уверен, что они мне не почудились.
Наконец я подошел к маленькому, с одной стороны скошенному коридору, который через несколько шагов заканчивался перед прогнившей деревянной дверью. Голоса доносились именно из-за этой двери. Один голос был незнакомый, другой принадлежал Говарду. Он звучал очень взволнованно. Я остановился, постарался дышать как можно тише и бесшумно двинулся дальше, пока мое ухо не прижалось к растрескавшейся двери.
— …не сам пришел? — услышал я голос Говарда. Он звучал взволнованно, но скорее рассержено, чем боязливо. — Я понял, что он хотел мне сказать. Я здесь. Что еще, черт побери, вы хотите от меня?
— Не упоминай это имя, брат Говард, — сказал другой, незнакомый голос. — Не греши в свои последние минуты.
Говард рассмеялся.
— Прекрати свою глупую болтовню, брат, — сказал он, выделив последнее слово. Его голос звучал необычайно злобно, я еще никогда не слышал, чтобы он разговаривал с кем-нибудь таким тоном. — Ты, так же как и я, прекрасно понимаешь, почему я здесь. Вы хотели, чтобы я предстал перед вами — пожалуйста, вот он я! Но только отзови назад этих чудовищ, которых вы же и создали. Они уже убили достаточно невинных.
— А ты не изменился, брат Говард, — сказал другой голос с упреком. — Когда только ты поймешь, что пути судьбы предначертаны? Что бы мы, люди, не делали, это не может повлиять на волю Господа.
— Тогда, может быть, это тоже была воля Господа, когда погибли два невинных человека из-за ваших… ваших бестий? — гневно воскликнул Говард.
— Придержи язык, брат Говард! Скоро ты предстанешь перед тем, кого сейчас поносишь. А твои упреки необоснованы. Может быть, и погиб кто-нибудь… кажущийся невинным, но даже если так, то в этом виноват только ты один. Если бы ты покорился судьбе, вместо того, чтобы убегать от нее, ничего бы этого не случилось.
— Отзови их назад! — потребовал Говард, как будто он и не слышал слов другого. — Ты не понимаешь, что ты делаешь! В этом городе проживает шесть миллионов человек! Может быть, они тоже только кажутся невинными, а ты… ты проклятый ублюдок! — Голос Говарда задрожал. Я еще никогда не видел его в таком волнении.
Но голос другого странным образом оставался спокойным, он звучал почти весело, когда тот ответил:
— Ты ничего не можешь требовать, брат Говард, — сказал он. — А даже если бы и мог, то не в моей власти выполнить твое требование. Только тот, кто их создал, может снова сделать их тем, чем они были. — Он засмеялся совсем тихо и очень, очень злобно. — Хорошо, что ты не пришел слишком поздно, брат Говард. Терпение Магистра имеет границы, как ты знаешь. Пока еще все эти твари там на улице — всего лишь безобидные насекомые. Но когда солнце зайдет в следующий раз, они отроятся.
— Вы… вы сделали бы это? — спросил Говард, тяжело дыша. — Вы бы натравили этих бестий на город с шестью миллионами жителей, чтобы убить одного-единственного человека?
— Казнить, брат Говард. Тебе уже давно вынесен приговор. Никто не избежит справедливой кары. Точно так же, как был наказан предатель Ван дер Гроот, будешь наказан и ты за святотатство, которое ты совершил.
— Ван дер Гроот? Что с ним?
— Я его ликвидировал. Это было довольно просто, проникнуть в тюрьму. Он предал наше дело, как и ты. Предатели долго не живут. А в том, что происходит сейчас, виноват только ты один, брат Говард.
— Это… это ужасно! — воскликнул Говард. — Вы осмеливаетесь говорить от имени Бога, и тут же ты приговариваешь миллионы невинных к смерти.
— Мне не полагается обсуждать решения Магистра, — коротко ответил незнакомец. — Ты можешь сам поспорить с ним, брат Говард. Если, конечно, он захочет тебя выслушать.
— Сам? — озадачено повторил Говард. — Что… что это значит?
— Он ждет тебя, — ответил незнакомец. — Не очень далеко отсюда. И нам уже пора идти, пока его терпение полностью не иссякло. И ты сам знаешь, каким нетерпеливым он может быть.
— Он здесь? — срывающимся голосом спросил Говард. — В Лондоне? Де Врис собственной персоной находится в городе? Великий Магистр ордена сам явился сюда?
Незнакомец тихо рассмеялся.
— Да. Ты видишь, речь здесь идет не только о каком-то отдельном человеке, брат Говард. Речь идет о тебе. А ты являешься чем-то особенным.
Где-то внизу подо мной что-то зазвенело. Послышался звон разбитого стекла, и мне показалось, что я слышу слабое потрескивание. Пять минут, говорил Рольф. И ни секунды дольше!
