– Я хотел честного боя, – пробормотал де Сэмпре. – Один на один.
– Честного? Не смеши!.. Ты вполне мог вызвать графа на поединок, и он не отказал бы, сам знаешь. Но в седле Биф точно скала, а двуручником орудует как тростью – так тебе не совладать с ним. – Светлан покачал головой: – Не-ет, ты хотел боя на своих условиях, с изрядной форой. Убить безоружного, может, и постыдился бы, зато сам оснастился на полную, а сюзерену оставил домашний наряд и парадный клинок. Конечно, хитрости в поединках не возбраняются – но такой перекос уже чересчур, разве нет?
– Откуда мне было знать, что граф в домашнем? Он и в замке редко снимает латы.
– Генри, не пори чушь!.. Или ты думал, будто Роже заявится к жёнушке в железе? И ведь Адель сегодня старалась казаться ласковой!
– Сплошные домыслы, по-моему…
– Конечно, нормальный суд такие доказательства не убедят, – согласился Светлан. – Но в эпоху абсолютизма, при безраздельной власти сюзерена… Как говаривают бандюги: не в суде – сами разберёмся. Да прежний Биф не задумываясь отправил бы обоих на плаху!.. То есть, если я бы позволил.
– А вы бы позволили? – тотчас спросил барон.
– Вряд ли. Во-первых, не люблю необратимых поступков; во-вторых, не вижу смысла… Но сейчас мне вмешиваться не пришлось. Как любящий супруг и благородный правитель, граф не хочет ни карать Адель, ни даже причинять ей лишнюю боль, подарив палачам одного тебя. Собственно, второе он оставляет на усмотрение графини: или она, как и планировала, соединится с тобой… отправившись в совместную ссылку… или останется в прежнем статусе… но тогда тебя придётся казнить, уж извини.
На лице Адель отчётливо проступило сомнение. Выбор и впрямь не прост: собственный комфорт или жизнь… условно говоря, любимого. Хотя итог этих метаний легко угадывался каждым из присутствующих мужчин – даже барон вряд ли питал иллюзии.
– Чума на ваши головы! – не стерпел он. – Смерть Господня, и это вы называете благородством? Да ни один неверный не додумается до такого!
– Позже это назовут иезуитством, – сообщил Светлан. – Но разве ты не хочешь знать, насколько тебя любят? По-моему, эксперимент занятный. И ведь вышлют тебя не в кандалах – при всём оружии, даже с охраной, слугами, барахлом. И наняться сможешь к любому королю: такие спецы за бугром нарасхват!.. Правда, зачем тебе тогда Адель? – вздохнул он. – Верно, и у неё сомнения на сей счёт: не оказаться бы за бортом, как та княжна. В Бифе-то она уверена – несмотря ни на что. Или попробуешь убедить в своей преданности?
– Да кто же нынче верит словам!.. Вы всё просчитали точно.
– Ну покричи, как ненавидишь нас, – предложил Светлан. – Здесь такая сценка ещё может сойти за свежак.
– Разумеется, нового я не скажу, – признал барон. – Но за что вас любить? За то, что с рождения вы выше всех на две головы? Что вас одарили с избытком, когда другим перепадают крохи?
– Надо ж, и тут тоскуют по равенству!.. Вообще, милейший Сэмпре, это именуется завистью. А страдают ею обычно бездари.
– Вот это уже поклёп. Разве я не лучший среди полководцев Междуречья?
– Ну, на этом фоне нетрудно казаться гением!.. Кстати, у нас в такие игры лучше играют машины. Но их даже не признают за людей… Итак, милая? – обратился Светлан к графине. – Что ты решила? Казнить нельзя помиловать – где тут ставить запятую?
– Но почему должна решать я? – возмутилась она.
– Да потому, что именно ты тут – яблочко раздора… я бы даже сказал: пэрсик. Так что катись, яблочко, по серебряному блюдечку… в смысле, выбирай, кто твой суженый и что тебе потребно для полного счастья.
– А если для этого мне нужна смерть вот его? – и Адель кивнула на графа. – Я получу её, да? Можно подумать!..
– Когда б Роже считал, что его смерть тебя осчастливит, он тотчас бы сиганул со скалы, – сказал Светлан. – Однако он слишком хорошо знает тебя и тех, кто вокруг вас. Понятно, в твою голову этого не вдолбить, но без него ты не протянешь и месяца.
– Ну конечно!..
– Послушай, девочка, – настойчиво продолжал богатырь. – Роже никоим образом не снимает с себя вину, помнит о ней каждую минуту и готов её искупать всю жизнь, любой ценой… если только не в ущерб чести. Но что делать, если это случилось? Ты ж видишь, как он переменился с того времени. Считай, что там был другой человек.
– Не желаю ничего слышать об этом!
– А когда не слышно, то вроде и не происходит, да? Если голова в песке, то что делают с остальной частью, как бы и не важно…
– Вы что, пытаетесь пробудить в графине жалость к своему насильнику? – насмешливо спросил де Сэмпре. – Не лишайте её жизнь смысла – ведь она живёт ради мести. Если в душе Адель и остались чувства, то лишь вот это. Ну, ещё она желает уцелеть. Но для этого ей не хватает рассудочности. Не станет меня, графиня найдёт другого, и рано или поздно…
– Сударь, ведите себя достойно! – неожиданно подал голос де Биф.
– Мелко плаваешь, Сэмпре, – разве сам не замечаешь? – добавил Светлан. – Вот у графа душа оказалась шире. И переиграл он тебя в итоге, хотя изначально ты одарён щедрее. Но судят по результату, верно?
– Так у него ж какие союзники!..
– А что тебе мешало правильно выбрать? Нет, всё ж затянуло в предательство!
– Да кто придумал, будто я предатель? – засмеялся де Сэмпре. – Предатели – кто добивается примирения с ограми.
– Например, королева? – подсказал Роже.
– Например, – огрызнулся барон. – Вот я никогда не давал спуска врагам!
– Да кто придумал, будто огры – враги? – негромко спросил Светлан. – Ты уверен, что дошёл до этого сам?
– А кто они, по-вашему: гурманы?
– И среди людей полно людоедов – зачем валить на чужих? Огры хотя бы не убивают родичей и не грызутся за главенство.
– К сожалению, – согласился де Сэмпре. – Слишком они дикие, чтобы добиваться чего-то, помимо корма.
– В отличие от волков в стае? Или от бабуинов – если представляете, о чём речь.
– А вы не путаете с бедуинами? – фыркнул барон. – Впрочем, невелика разница!
– Эти-то чем вам не угодили, Сэмпре? – поинтересовался граф.
– Да замолчите все! – закричала Адель. – У меня уже голова раскалывается…
– Ладно, господа, – сказал Светлан. – Будем считать, выговорились. Теперь пришло время помолчать, помыслить… А решать будем, когда догорит вон та свеча, – договорились?
Поднявшись, он затушил остальные, погрузив комнату в сумрак, – якобы, чтоб лучше думалось, – и снова сел на прежнее место, расслабленно вытянув ноги. Потянулись тягостные минуты. Трое остальных тоже застыли в манекены – больше, наверно, от растерянности. Из них лишь Роже представлял, что должно произойти, а двое других просто оттягивали неизбежное, против воли заглянув в себя глубже, чем намеревались. Но такого состояния Светлан и добивался от них. А вот поможет ли… Ну, уж что будет, то и будет – остаётся ждать.
