Страх и надежда владели душой Лиллианы; она крепче прижала к себе спящую Элизу. О, пусть это будет Корбетт, горячо молилась она. И, Господь всемогущий, пусть он будет невредим…
Месяц выплыл из-за туч и осветил несколько фигур на переправе. Корбетт погнал коня во весь опор.
— Да, удружила тебе твоя строптивая женушка вместе со своим любовником, — приговаривал Хью, тоже пришпоривая коня, чтобы не отставать от Корбетта. — Ты с легкостью можешь изрубить Уильяма в куски, но вряд ли это поможет тебе завоевать любовь жены.
Корбетт даже взглядом не удостоил брата, так одержим он был одним стремлением — догнать Лиллиану. Это было так, словно в целом мире ничто не имеет значения — ни Англия, ни Эдуард, ни даже Оррик и Колчестер, — пока он не вернет себе Лиллиану живой и невредимой.
Домчавшись до реки, он не остановился ни на секунду и не замедлил неукротимый бег своего коня. Когда Кисмет вынес его на противоположный берег, Корбетт уже смог увидеть в отдалении небольшую группу всадников, бешеным галопом приближающуюся к Миддлинг-Стоуну.
Хью ненамного отстал от брата. Рокк и его люди были еще дальше, позади, когда Корбетт услышал боевой клич Рокка: «К оружию! К оружию!»
Корбетт немедленно остановился, развернул коня и увидел группу всадников, атакующих его малочисленный отряд. Уильям все хорошо рассчитал, подумал Корбетт, грубо выругавшись. Мгновение он колебался. Рокк и те, что с ним, были надежными боевыми товарищами Корбетта. Они вместе сражались и спасали друг другу жизнь бессчетное количество раз.
Но впереди была Лиллиана, и он не мог повернуть назад.
Решение было принято мгновенно. Он не слышал, какой грязной бранью разразился Хью, когда он повернул Кисмета к зловещей громаде Миддлинг-Стоуна. Ему было ясно, какие приказы отдавал Рокк, когда его рыцари с поднятыми мечами ринулись в ответную атаку на людей, которые выскочили на них из засады. Он лишь склонился к самой шее своего жеребца и снова обратился мысленно к Богу с молитвой — сохранить Лиллиану.
Первый из спутников Уильяма вообще не успел оказать никакого сопротивления. Одним свистящим ударом своего длинного меча Корбетт отсек ему руку и не стал дожидаться, пока тот свалится наземь.
Те, за кем он гнался, достигли подножия утеса раньше, чем Корбетт смог их догнать. На этот раз человек, стоявший перед ним, был готов к бою. Однако ему повезло не больше, чем его товарищу. Один удар, второй и третий… широкие лезвия мечей сшибались в устрашающей пляске смерти. Но когда его противник был уже совсем рядом, Корбетт выхватил свой нож. Одним молниеносным ударом снизу он пронзил врага насквозь. Когда он вырвал нож обратно, раздался жуткий булькающий звук. Затем он дал шпоры Кисмету и кинулся догонять Уильяма.
Его не тревожило присутствие Хью, упорно следующего за ним по пятам; он не прислушивался к звукам боя позади — теперь эти звуки уже скрадывало расстояние. Все его внимание было поглощено звуком подков на скалистом утесе и тоненьким голоском плачущего ребенка.
Лиллиана была в ужасе, когда Уильям хлестнул ее лошадку, заставляя ее теперь идти впереди его коня. Темнота, ужасные звуки ночного боя и отчаянная одержимость Уильяма наполняли Лиллиану страхом. Она не сомневалась — за ними гонится именно Корбетт. Но когда он приблизился к ним вплотную, ее страх за него возобладал над всем остальным.
Когда дорога уже стала непригодна для продвижения на лошадях, Уильям спрыгнул с коня и ее тоже заставил спешиться.
— Полезай наверх! — закричал он вне себя. — Полезай!
Слишком напуганная, чтобы протестовать, Лиллиана попыталась подняться по крутой тропе, прижимая к себе корзину с малышкой Элизой, которая теперь расплакалась снова. В темноте она оступилась и едва не упала, но потом снова начала подъем, несмотря на боль в ноге.
В том месте, где тропа расширялась, образуя небольшую площадку, Лиллиана остановилась, чтобы перевести дух, и когда Уильям попробовал обнять ее, она оттолкнула его руку.
— Я не пойду дальше! — закричала она, вжимаясь в узкую щель и прижимая к себе Элизу. — Ты должен прекратить это безумие, Уильям, сейчас же прекратить!
— Безумие! Ты называешь это безумием? Когда я хочу лишь одного — любить тебя! Жениться на тебе!
— Я уже замужем за другим. И я люблю его.
Ее слова заглушил налетевший порыв ветра, и в следующий миг перед Уильямом возникла огромная фигура. Ошибки быть не могло: то был Корбетт, и у Лиллианы хлынули слезы облегчения. Но двое мужчин, стоящих лицом к лицу, являли собой отнюдь не отрадное зрелище.
— Назад! Назад, я сказал! — завопил Уильям.
В отличие от отчаянного выкрика Уильяма, голос Корбетта был негромок и спокоен:
— Назад? А если нет, что тогда? Вы будете угрожать своей дочери? Или моей жене? Таким человеком вы себя считаете?
Корбетт засмеялся, и в этом смехе слышалась вся мера его презрения.
— Она не должна была выходить за вас замуж.
— Однако же вышла. А что мое, то мое.
— Да. Вы будете держаться за нее. Но только как за какую-то вещь, просто потому, что она ваша собственность! Но я-то люблю ее. И всегда любил! И она любит меня! — Он шагнул, чтобы преградить Корбетту путь к Лиллиане.
— Вы заблуждаетесь, Уильям, и в этом, как и во многом другом. Лиллиана вас не любит. Она любит меня. — Он умолк, и даже во мраке расселины его взгляд нашел ее. — И я ее люблю.
Лиллиана едва дышала — так она была потрясена. Любимый, единственный! Он здесь ради нее, он сражался за нее, он сказал, что любит ее, — несмотря на все плохое, через что они прошли.
— Корбетт, — прошептала она. Но в следующее мгновение это было уже сигналом тревоги. — Корбетт!
Она не поняла, как ему удалось избежать смертоносного удара Хью. Уклонившись влево, он едва удержался на ногах, но теперь против него стояли двое.
— Вы сказали, что он никогда не доберется до нас! — заорал Уильям на Хью. — Где, во имя всех страстей Господних, вы были до сих пор?!!
— Заткнись! — огрызнулся Хью; его глаза были прикованы к Корбетту. — Это уже не имеет значения. Теперь он попался — и ему конец.
Хотя Корбетта, по-видимому, отнюдь не удивило подлое поведение брата, ему хотелось понять: почему?
— Но что к этому привело? Что заставило тебя совместить государственную измену… с братоубийством?
— Защищать свой дом — это измена? Стремиться к укреплению своего дома — это измена?
— Если это делается только ради твоей личной выгоды — да, тогда это измена. Вам незачем опасаться Эдуарда на королевском троне. Он человек Закона. Он объединит Англию.
— Его отец был напыщенный дурак! От него исходили только раздоры и междоусобицы, а Эдуард был его кулаком, когда требовалось отнять власть у баронов!
