— Хрустящая жареная утка, — объявил Джез, показывая бумажный пакет.
— Ура. Но боюсь, тебе самому придется разрезать и свернуть. Я не могу помочь, — сообщила она извиняющимся тоном. — Лак на ногах еще не высох.
Сюзи терпеть не могла участвовать в кропотливом и ужасно скучном деле разрезания утки и сворачивания кусочков в маленькие рулеты, а подобные отговорки уже стали легендарными.
— Ладно, на этот раз я сделаю. — Джез взъерошил ее мокрые волосы. — Но только потому, что мне тебя жаль.
Сюзи возмутилась:
— Ты не должен меня жалеть.
— Конечно должен. Тебя бросил Харри-Герой.
— О боже, — простонала Сюзи. — Неужели все так будут считать?
— Да, если он решит поведать всем такую версию. — Довольный Джез стал разворачивать бумажную упаковку и доставать дымящуюся еду. — А так как речь идет о Харри, очень вероятно, что он этого захочет.
— Это должен был быть счастливый день, — жаловалась Сюзи. — А теперь он полностью испорчен.
— Не стоит унывать. Выпей кока-колы.
Улыбаясь, Джез протянул ей ледяную банку.
— Наверное, ты шутишь. — Сюзи величественно указала пальцем в сторону кухни. — Молодой человек, принесите мне вина. Сегодня вечером я точно хочу напиться.
— Боже, ты безнадежна, — объявил Джез меньше чем через час. Подняв одну бровь, он добавил: — Безнадежна и отвратительна.
Сюзи провела пальцем по внутренней поверхности пластикового контейнера, стараясь не оставить ни одной капли вкусного китайского соуса. Это не было отвратительно, это было правильно.
Джез сказал, что она безнадежна, потому что алкоголь всегда быстро ударял ей в голову, — ха, кто бы говорил!
Облизав соус с пальцев, Сюзи погрозила ему, всем своим видом напоминая школьную учительницу.
— Ладно, — заявила она слегка заплетающимся языком, — в произошедшем есть и хорошее и плохое. Харри ушел — ура! — это хорошо. Я могу вернуться в мою спальню и снова спать на моей собственной кровати — это тоже очень хорошо. Да. Но Харри с Селестой трахались в ней. — Взяв стакан. Сюзи нахмурилась и сделала гигантский глоток вина. — А это уже плохо. Очень плохо. Черт, бутылка уже пуста. Джез, у нас кончилось вино.
— Неверно, — поправил Джез, — у тебя кончилось вино.
— Вот проклятье, один Харри во всем виноват. Я просто умру, если он всем расскажет, что бросил меня. — Резко поднявшись, она вылила холодное вино на свою грудь и воскликнула: — Но ты можешь это поправить! Газетчики тебя послушают, если ты сделаешь заявление.
— Неужели ты серьезно? — Джез тряхнул головой, не веря своим ушам. — Я сделаю заявление для прессы, что не Харри бросил Сюзи, а она бросила его первой? Разве взрослые люди так поступают? Кстати, напомни, сколько тебе лет? Тринадцать?
В ответ Сюзи просто показала ему язык.
— Над нами все будут потешаться. Над тобой и надо мной. Не понимаю, как ты можешь сохранять такое спокойствие.
Джез пожал плечами. Сюзи получила то, что хотела, но ее просто бесило происходящее. Что касается Джеза, его сейчас интересовала Люсиль. Ее внезапное исчезновение испортило чувство ликования от отъезда Селесты.
Но в одном он был уверен: он не мог рассказать Сюзи о своих чувствах к Люсиль.
— Я так скучаю по Люсиль, — воскликнула Сюзи, отчего его подбросило на месте. — Боже, что мне делать? Моя жизнь испорчена, твоя тоже… Что мы сделали не так? — Ее халат сполз с одного загорелого плеча, а пояс ослаб. Ее декольте усугубилось, когда она нагнулась вперед, чтобы поставить пустой стакан на кофейный столик. Отбросив назад свои взъерошенные, почти высохшие волосы, она заныла: — Я даже с ним не спала! Знаешь, как давно я не занималась сексом?
Джез знал.
— Последним был тот французский парень, теннисист.
— Дидье, — кивнула Сюзи, вспоминая, — Дидье-Негодяй.
Не так давно, в июне, у них был бурный роман. Дидье очень быстро убедил Сюзи нарушить шестинедельное правило. Он был в Бристоле на отборочных соревнованиях перед Уимблдоном. У него была восхитительная внешность, умопомрачительное тело и французский акцент, от которого у Сюзи подгибались колени. Они провели вместе неделю, полную страстного секса. Дидье ей сказал, что он не женат. Его друзья по турниру тоже уверяли ее в этом. А через две недели, когда Сюзи смотрела его игру на Уимблдоне, камера показала прекрасную брюнетку, а комментатор произнес: «А это очаровательная Сандрин, жена Дидье, мать их троих детей…»
Тогда Сюзи стало ясно, почему Дидье не пригласил ее на Уимблдон, чтобы она приветствовала его с трибуны для друзей и членов семьи.
Сюзи была в восторге, когда во втором сете он вылетел с турнира, потерпев полное поражение от огромного и уродливого немца.
— А с тех пор ни с кем, — печально объявила она. — За все это время ни одного малюсенького секса. Скажи честно, разве это не трагедия?
Джез подтрунивал над ней:
— Ладно, лучше скажи мне, с кем бы ты хотела заниматься сексом. А я позвоню и сообщу твоему объекту, что тебе не терпится. Кто знает, может, кто-нибудь сжалится над тобой. И нам удастся тебя пристроить.
Развернувшись на диване. Сюзи наделила свои голые пятки в ребра Джеза. Но Джез ловко схватил ее за лодыжки и перекинул ноги поперек своих. Он ободряюще похлопал ее по коленкам, а это навело Сюзи на определенные мысли…
— Не представляешь, сколько раз я фантазировала о сексе с тобой.
У Джеза задрожали губы.
— Дорогая, ты перепила, верно? Ты уверена, что хочешь именно это сказать? Потому что должен предупредить, я буду тебя дразнить всю оставшуюся жизнь.
Сюзи многозначительно покачала головой из стороны в сторону.
— Чтобы досадить Селесте, дурачок. Я мечтала переспать с тобой, чтобы вывести ее из себя.
— А пока ты фантазировала об этом, она спала с твоим женихом, — заметил Джез с улыбкой. — Славный поворот сюжета.
Сюзи смотрела на него, и ее подмывало все ему выложить. Ей страстно хотелось признаться кому-нибудь в своих чувствах к Лео.
А Джез был рядом, и он слушал, но она знала, что не должна этого делать.
Впервые в жизни, думала Сюзи, я встретила мужчину, который не для меня. Лео Фицаллену нужен кто-то получше, чем я. Он может получить любую, какую захочет. Более того, он ее уже получил.
Идеальную, хорошенькую, как кукла, самую умную и самую милую Габриеллу.
Разве я могу с ней конкурировать?
— Ты далеко, на много миль отсюда. — Джез ласково ущипнул ее за лодыжку. — О чем ты думаешь?
Она не могла ему рассказать. Слишком унизительно, чтобы выразить в словах. И это может оказаться еще одним поводом, чтобы он поддразнивал ее в следующие пятьдесят лет.
