– Ну хорошо, – сказала Марис слабым голосом, вытирая слезы ладонями. – Больше у меня нет отговорок. Я поеду на Сиатут… мы поедем на Сиатут, как только найдем корабль.
Друзья собрались проводить С’Реллу на скалу летателей, но тотчас позади образовалась целая процессия из веселившихся горожан. Ведь на Марис, Эвана и Колля смотрели как на героев, и многим просто хотелось побыть с ними рядом, узнать, какие они – летатель, целитель и певец, которым удалось низложить тирана, правившего Тайосом, покончить с войной и развеять ужас, наводимый безмолвными черными летателями в вышине. Если кто-то и продолжал считать, что Тайя совершила преступление и заслужила свою судьбу, то он предпочитал держать это при себе и помалкивать.
Однако Марис понимала, что в ликующей счастливой толпе по-прежнему тлеют старые раздоры. Ей не удалось уничтожить их навсегда – ни противостояние бескрылых и летателей, ни неприязнь между однокрылыми и прирожденными летателями. Рано или поздно с этим вновь придется бороться.
В туннеле на этот раз жуткое ощущение одиночества возникнуть никак не могло. Веселые голоса эхом отдавались от каменных стен, а десяток пылающих факелов совсем преобразил темный сырой проход.
Снаружи их поджидали темнота и ветер. Звезды попрятались в низких тучах. Марис увидела, что С’Релла остановилась у края обрыва, разговаривая с другим летателем – однокрылым и все еще в черном. При взгляде на подругу над этим таким знакомым обрывом Марис ощутила внезапную тошноту, голова у нее закружилась. Если бы Эван ее не поддержал, она упала бы. Нет, она не хотела смотреть, как С’Релла прыгнет с обрыва, с которого она упала – и не один раз, а два. Ее охватил ужас.
Несколько юношей бросились к С’Релле, громко оспаривая право помочь ей приготовиться к полету. Но С’Релла повернулась и посмотрела на Марис, их взгляды встретились. Марис глубоко вздохнула, пытаясь перебороть страх, затем отпустила руку Эвана и шагнула к подруге.
– Позволь я помогу.
Как все это ей знакомо! Гладкость металлической ткани, вес крыльев в руках, пощелкивание распорок. Пусть ей уже не суждено летать, но руки стосковались по работе, которую выполняли с таким умением! И готовить С’Реллу к полету было большим удовольствием, хотя и сопряженным с некоторой грустью.
Когда крылья развернулись полностью и последние сегменты встали на свои места, на Марис снова нахлынул страх. Ничем не обоснованный, а потому сказать о нем С’Релле она не могла, и все-таки ей чудилось, что и С’Релла не взлетит с этого опасного обрыва, а упадет, как упала она, Марис.
Кое-как совладав с собой, она сумела тихо выговорить:
– Счастливого полета!
С’Релла бросила на нее испытующий взгляд.
– Марис, – сказала она, – ты не пожалеешь. Ты сделала верный выбор. До скорой встречи! – И, не найдя больше подходящих слов, С’Релла нагнулась и поцеловала ее. Затем повернулась к морю, к открытому небу и прыгнула.
Зрители зааплодировали, наблюдая, как С’Релла поймала восходящий поток и описала грациозный круг над обрывом. Потом она поднялась выше, повернула к морю и почти тотчас скрылась из виду, словно слившись с ночным небом.
А Марис все вглядывалась и вглядывалась в небо. Ее сердце переполняли разнообразнейшие чувства, но испытывала она не только боль: ее поддерживала твердая уверенность и даже отголоски былой радости. Она выдержит! И без крыльев она все-таки летатель!
Эпилог
Дверь в комнату, где прочно обосновался запах болезни, отворилась, и дряхлая старуха открыла глаза. Комнату наполняли и другие запахи – моря, дыма, водорослей и душистого чая, остывающего возле ее кровати. Но над всем властвовал запах недуга – липкий, душный, тяжелый.
В дверях стояла женщина с коптящей свечкой в руке. Старуха различала огонек – колеблющееся желтое пятнышко, различала очертания двух фигур за ним, но не лица. Зрение у нее было не то, что прежде. В висках стучала боль, как почти всегда, когда она просыпалась – вот уже много лет. Она поднесла дряблую, в синих прожилках руку ко лбу и прищурилась.
– Кто это? – спросила она.
– Одера, – ответила женщина со свечой, и старуха узнала голос целителя. – Он здесь. Тот, кого ты просила позвать. У тебя хватит сил, чтобы поговорить с ним?
– Да, – сказала старуха. – Да. – Она попыталась приподняться. – Подойди поближе, я хочу на тебя посмотреть.
– Мне остаться? – неуверенно спросила Одера. – Я тебе нужна?
– Нет, – ответила старуха. – Не надо. Пусть останется он.
Одера кивнула (старуха уловила движение), осторожно зажгла от свечи масляный светильник и вышла, закрыв за собой дверь.
Посетитель подтащил к кровати деревянный стул с прямой спинкой и сел так близко, что она сумела его рассмотреть. Очень молодой. Совсем мальчик – наверно, и двадцати еще нет, – безбородый, с белым пушком над верхней губой, не слишком-то похожим на усы. Волосы очень светлые и кучерявые, а брови почти не видны. В руках у юноши был инструмент – подобие гитары, но квадратный и с четырьмя струнами. Он принялся его настраивать.
– Хочешь, я тебе что-нибудь сыграю? – спросил он. – Назови песню. – Голос у него был приятный, напевный, с чуть заметным акцентом.
– Далеко же ты заехал, – сказала старуха.
Он улыбнулся:
– Как ты догадалась?
– По голосу, – ответила она. – Много лет прошло с тех пор, как я в последний раз слышала такой голос. Ты же с Внешних Островов?
– Да, – подтвердил он. – Моя родина – крохотный клочок земли на краю света. Наверно, ты про него и не слышала. Он называется Молот Бури Самый Дальний.
– А-а! – сказала она. – Я его хорошо помню. Башня Востока и развалины той, с которой раньше велись наблюдения. Ну и горькое же питье вы гоните из кореньев! Ваш Правитель как-то настоял, чтобы я отведала этого пойла, и расхохотался, увидев мою гримасу. Он был просто карлик. Я не видывала мужчины безобразнее и умнее, чем он.
Певец растерялся.
– Так он же умер тридцать с лишним лет назад! – сказал он. – Но ты говоришь верно. Я про него много историй наслушался. Значит, ты бывала там?
– Раза три-четыре, – ответила она, довольная его изумлением. – Много лет назад, когда тебя и на свете не было. Я ведь летатель.
– О! – сказал он. – Ну конечно. И как я не догадался? На Сиатуте ведь живет много летателей, правда?
– Не очень, – ответила она. – Тут находится академия «Деревянные Крылья», и живут здесь главным образом мечтатели, которым еще предстоит выиграть крылья, и наставники, которые давным-давно сняли свои, как я. Я тоже была наставником, пока не заболела, а теперь лежу здесь и только вспоминаю, когда могу.
Певец провел пальцами по струнам, и нежный аккорд постепенно замер в тишине.
– Так что бы ты хотела послушать? – спросил он. – В Штормтауне все просто помешались на новой песне… – Внезапно его лицо порозовело. – Правда, она немного непристойная. Может, тебе не нравятся…
