обманывали. В том числе и ты.
— Я жизнь положил на твоё воспитание! Закладывал моральные принципы годами. А что получил в ответ? Нож в спину? — негодуя, спрашивает.
— Я тебя не предавала.
— Как ещё это назвать?
— Господи, да я ведь даже не отвечала Марселю взаимностью! Тот поцелуй был случайным, единственным! Но да, моя вина в том, что я осознала: не хочу замуж за того, кого ты навязываешь. Не хочу повторить судьбу матери. Не хочу быть в браке с тем, кто вытирает о меня ноги!
— Чёртовы гены! Ты стала точь-в-точь как она! — произносит с горечью и разочарованием.
— Что ж. Можешь и меня люто ненавидеть, — шепчу я тихо. — Прощай, отец.
Он говорит что-то ещё, однако я уже не слушаю.
Просто вешаю трубку.
*********
Аэропорт Пулково встречает нас непогодой, суетой и чемоданами.
— Паспорта взяла, мам?
— В сумке.
— Другие документы? Карты?
— Насть, я пока в уме.
— Лекарства Таты? Вы помните, что сказал врач? Нельзя пропускать приём таблеток.
— Всё у меня. Успокойся. Выдохни. Как ты её выносишь, Дань?
Вопрос риторический. Мужчина не отвечает. Однако, улыбнувшись, смотрит на жену так, что даже моё сердце, покрытое толстой коркой льда, тает.
И нет. Естественно, за то время, что я провела в Санкт-Петербурге, никакой семьёй мы не стали. Однако одна вещь изменилась кардинально. Я больше не смею осуждать мать за её выбор. Каждый человек имеет право на счастье. Анастасия Зарецкая своё счастье выстрадала и заслужила.
Ранний брак, заключённый не по своей воле. Семейная жизнь с нелюбимым человеком. Моральное и физическое насилие. Одиночество. Боль потери. Отсутствие поддержки близких людей[33].
«К Амирану я не испытывала ровном счётом ничего, но отца в тот момент интересовало лишь кресло губернатора и в итоге, я вышла замуж ради того, чтобы моя семья получила то, что хотела».
«Я люблю Даню с детства, Тата. С этим ничего нельзя было поделать, понимаешь? Можно противостоять. Бороться. Сопротивляться этому чувству. Лгать себе. Но я, сломленная и абсолютно на тот момент несчастная, проиграла».
«Спустя годы рада, что так… Несмотря на то, что за своё предательство пришлось ответить перед Богом. Он ведь надолго забрал у нас с Даней возможность иметь собственных детей. Пришлось упорно доказывать, что мы достойны этого права».
После взрослого, откровенного разговора, состоявшего между нами, я смогла пересмотреть своё отношение к ней. Заглушить ядовитую злость. Оставить в прошлом обиды. Абстрагироваться от того, что рассказывал отец. Выслушать её версию и… попытаться понять.
Что касается самого Климова, пока достаточно того, что я приняла факт его неотъемлемого присутствия в её жизни.
Честно сказать, всё сейчас перевернулось с ног на голову. Сложно вот так сразу переварить свалившуюся на меня информацию, однако я не могу попросту игнорировать некоторые вещи.
Одно то, что бывший губернатор и по совместительству мой дед, причастен к смерти родителей Данилы Климова, — глубокий шок. Похищение это, конечно, не оправдывает, но мотивы резко стали вполне очевидными…
Проходим регистрацию. Сдаём багаж, которым обзавелись в Питере. Добираемся до турникетов, ведущих к гейтам и зоне паспортного контроля.
— Дальше нам нельзя.
— Почему? — спрашивает маленькая Маша.
Ей пять и она невероятно любознательная девочка.
— Потому что ты никуда не летишь, Кнопка, — объясняет четырнадцатилетний Лёша.
Семья Климовых забрала мальчика из детдома, когда тому было полтора года. Его родители погибли в ДТП.
— Давайте прощайтесь. Время поджимает, — торопит Даня, глядя на часы.
— Пока, Тата.
— Пока, Лёш. Спасибо, что показал мне Питер.
Улыбаюсь и подросток, густо краснея, смущается.
— Всё? — расстроенно бормочет Маша, вцепившаяся в руку отца.
— Иди обниматься, — приседаю, выставляю руки вперёд и, к счастью, девочка сразу устремляется ко мне в объятия. — Чего ты плачешь?
— Грущу.
— Не надо, — отклоняюсь и дёргаю за косичку, которую сама же заплетала перед выездом в аэропорт. — Ну, пока?
— Пока, — обречённо выдыхает, нежно сжимая своими пальчиками мои.
— Не будешь сырость разводить?
— Нет.
— Обещаешь?
— Угу, — хлопает длинными, мокрыми ресницами, а я внезапно понимаю, что не такая уж чёрствая, ведь, оказывается, тоже успела прикипеть к младшей сестре.
Жаль, что раньше наотрез отказывалась знакомиться.
— Ну ё-моё. Вы сговорились обе?
Климов смотрит на жену. Та, шмыгая носом, тоже плачет.
— Лёха, Маха, погнали на парковку. Там маму подождём. До свидания, Алиса Андреевна. Тата… — переводит взгляд на меня и кивает.
Не ждёт какой-то реакции. Просто уводит детей на улицу, тактично оставляя нас втроём.
— Прилетишь, напиши, пожалуйста, — мама подходит ко мне.
— Хорошо.
Глаза в глаза.
— Береги себя. Ладно?
Подаётся вперёд. Обнимает.
Прикрываю веки и несмело обнимаю в ответ, ощущая, как вздрагивает при этом её хрупкая фигура.
— Я видела многие твои выступления, но то, на котором присутствовала в Мариинке… Это было потрясающе, — признаюсь зачем-то. — Ты прекрасная балерина.
— Но отвратительная мать, — всхлипывает она, сильнее сжимая меня в своих руках.
— Нет, — произношу тихо. — Маша и Лёша — тому подтверждение. Они замечательные.
— Тата… — начинает плакать ещё пуще прежнего.
— Иди к ним. Нам пора, — отпускаю её. Отступаю на шаг назад.
Всё ещё чувствуется некая неловкость между нами. Невозможно преодолеть это разом, ведь я долгие годы держала её на расстоянии, полагая, что именно так будет правильно.
— Прости меня за всё, дочка, — гладит по волосам. Касается лба губами.
В глазах горит раскаяние и отчаянная жажда исправить то, что исправлению не подлежит.
— И ты, — говорю на прощание. После чего ухожу к турникету и, не оборачиваясь, направляюсь к зоне паспортного контроля…
Эпилог
Самолёт взмывает в небо.
Мы летим до Стамбула, где будет пересадка и прямой рейс до Барселоны.
В Испании я буду учиться. Меня ждёт Академия Тенниса, в которую я намерена поступить.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — беспокоится бабушка, оценивая мой внешний вид.
— Нормально.
— Если что, сразу буди меня, — наказывает строго.
— Хорошо.
Отворачиваюсь к иллюминатору и долго рассматриваю густой слой белоснежной облачной ваты, сквозь который пытаются прорваться лучи опускающегося за горизонт красного солнца.
Очень хочется чувствовать некую лёгкость и облегчение, оттого, что, казалось бы, всё наконец налаживается. Однако на душе такой неподъёмный груз, что радоваться грядущим переменам никак не получается.
Сердце неистово болит за Марселя. Со слов матери знаю, что парень пришёл в себя и что его состояние стабилизировалось, но…
Переживаю очень.
Постоянно о нём думаю. Днём и ночью.
Сможет ли он полностью восстановиться после полученных в ДТП травм? Не останется ли по моей вине инвалидом на всю жизнь?
Не прощу себе этого. Не прощу того, что доставила столько горя его семье.
Сейчас спустя время отлично понимаю
