– А кто таков этот Татарников? – заинтересовался Андрей.
– Первый богач губернии, биржевик. Сколотил состояние на спекуляциях и разного рода аферах. Из всех городских коммерсантов он единственный ездит в новом автомобиле, синем двухместном «форде», – ответил Меллер.
– Неужели не боится открыто показывать свою состоятельность? – удивился Рябинин.
– А чего пугаться? Свобода! Уплатил государству налог – и раскатывай себе преспокойно в авто. Подожди, Андрюша, то ли еще будет!
– Как сказать, – покачал головой Рябинин.
– А как ни говори – нэпман жиреет, крестьянин крепчает, бюрократ ворует, только свободные литераторы с хлеба на квас перебиваются, – невесело рассмеялся Меллер и надел ботинки. – Я вот размышляю: о чем бы мне написать для газеты «Пролетарий»? Ну, хроника – понятно. И все же определенно необходима убойная статья, такой материал, чтобы зарекомендовать себя как ценного работника.
Андрей задумался. Он вспомнил все, произошедшее за три недели его пребывания в городе. Событий – хоть отбавляй, но можно ли что-то предложить Меллеру? Вдруг его осенило:
– Есть идея, Наум. Недавно представился мне случай познакомиться с королем беспризорников, неким Змеем. Весьма импозантная личность. Что, ежели тебе написать о нем?
– Змей? Знакомое прозвище, где-то я слышал, – старался вспомнить Меллер.
– Он – занятный человечек, этот Змей. Напиши о нем и о проблеме беспризорности вообще, – убеждал Андрей.
– Змей. М-мм… Принц нищих… М-мм… Через призму борьбы с беспризорностью? – бормотал, размышляя, Меллер. – Совершенный обалденс! Можно попробовать.
– Вот и прекрасно. Я вас непременно сведу. – Андрей поднялся и взглянул на часы. – Идем, опоздаем к началу матча.
Глава XXXV
Трофимов уже собирался закончить планерку, когда Бехметьев что-то написал на листе бумаги и положил перед директором.
– Ах да! – взглянул на записку Трофимов. – Чуть не забыл. Пришла телеграмма из Ленинграда – на склады Внешторга прибыл из Германии заказанный нами гидравлический пресс, – директор повернулся к начальнику снаботдела Литвинову. – Надо бы, Леонид Аркадьич, послать представителя в Питер, принять оборудование.
– Так некого посылать, Николай Николаич, – развел руками Литвинов. – Митрохин и Губайдуллин в командировках, Ромашов болеет, а у меня месячный отчет на носу, сами знаете. Можно послать подтверждение, Внешторг и без представителя сумеет отправить пресс в наш адрес.
– Оно, конечно, можно, – кивнул Трофимов, – да только неплохо бы сделать приемку на месте, проверить комплектность. Мало ли чего не будет хватать – поди потом разберись, что к чему! – директор обратился к Бехметьеву. – Кого откомандируем-то, Пал Иваныч?
– Придется посылать конторских либо кого-то из цехов, – пожал плечами главный инженер.
У Андрея, словно перед боем, захватило дух и защемило в груди.
– Разрешите я съезжу, товарищ директор! – решительно сказал он.
Начальники подразделений повернулись к Рябинину.
– Ай да кавалерист! Хорош! Смотри, как глазенки-то засверкали! – от души рассмеялся Трофимов. – По сознательности собрался помочь или прокатиться в Питер охота?
– И то, и другое, – краснея, ответил Андрей. – Я знаю город – у меня там родственники, да и с немецким знаком, сумею без посторонней помощи разобраться с комплектностью оборудования.
– А цех? – хитро прищурился Трофимов. – Дела-то на кого оставишь? Дорога неблизкая – сутки туда, сутки обратно; да неизвестно сколько с приемкой провозишься…Почитай, неделю в отлучке будешь.
Андрей на минуту задумался.
– В цехе все идет своим чередом, Сергунов справится.
Директор подмигнул Бехметьеву:
– А и впрямь, Пал Иваныч, не послать ли нам Рябинина? И дело сделает, и родственников навестит.
– Претензий к Андрею Николаевичу у меня нет, – ответил главный инженер. – В цехе у него порядок, думаю, и с этим заданием он справится.
– Значит, решено: командируем в Ленинград Рябинина…
– Минуточку! – подал голос партсекретарь Михеев. – А как же строительство душевых?
– Что у тебя с душевыми, Андрей Николаич? – нахмурился директор.
– Вместе с товарищем Бехметьевым мы разработали план строительства. Сегодня после работы и начинаем. Первый этап – очистка помещения бывшего склада, затем – укладка труб и установка котла, последнее – отделка. Надеемся, за месяц управимся. Партячейка, завком и комса обещали помочь. Думаю, ехать в Ленинград стоит в конце недели, когда работа по благоустройству душевых будет налажена.
– Ну что ж, все ясно, – согласился Трофимов и кивнул Бехметьеву. – Выпиши ему командировку и проинструктируй, куда явиться в Питере и что делать.
* * *
В обеденный перерыв Кирилл Петрович обычно проглядывал газеты. Прочитав материалы о ходе съезда партии, Черногоров обратился к местным новостям. Его внимание привлекла статья «Где классовый смысл?», опубликованная в «Рабочей культуре». Автор статьи Трубачев ругал премьеру «Ревизора» в Новом театре, критикуя режиссера за безыдейность и отсутствие «народных типов» в постановке.
Кирилл Петрович усмехнулся и вызвал секретаршу.
– Сыщи-ка мне Бардина, редактора «Рабочей культуры». Пусть мне отзвонит.
– Так он здесь, Кирилл Петрович, – ответила Зинуля. – Еще с полчаса назад сидел в редколлегии нашего листка «Красный меч».
– Будь любезна, кликни его, коли не ушел.
Через пять минут Бардин входил в кабинет Черногорова.
– Здравия желаю, товарищ зампред! Звали? – лучезарно улыбнулся Бардин.
– Звал, Иван. А что это ты меня по должности величаешь, а? Ты ведь не чекист. Или уже состоишь в штате? – поднял брови Черногоров.
– Пока не состою, Кирилл Петрович. Только каждый партиец – в душе чекист! – Бардин вытянулся.
– Вона как! Ну, тогда, выходит, я – твой прямой начальник?
– Так оно и есть, – стремительно кивнул Бардин.
– А раз так, отвечай: как ты посмел напечатать в газете подобное говно? – зампред небрежно бросил на стол последний номер «Рабочей культуры».
– Простите, что именно? – испуганно захлопал глазами редактор и схватил газету.
– Да статью о «Ревизоре». Ты что, на спектакле был, чтобы столь резко судить о достоинствах постановки? Физиономии твоей я в зале не приметил!
– А вы что, Кирилл Петрович, присутствовали?
– Я, Иван, знаешь ли, грешен – люблю театр, – жестко рассмеялся зампред. – Так кто на самом деле написал статью: ты или Трубачев?
– Трубачев, – Бардин опустил голову.
– Ага, – кивнул Черногоров, – послал, значит, гонца-соглядатая… Что молчишь? И не потей, не в бане, – Кирилл Петрович заложил руки за спину и прошелся по кабинету. – Партия привлекла в союзники рабочего класса тысячи деятелей культуры. Как мы с ним заигрывали, либеральничали! А все почему? Потому, что должны они своим пером, кистью и головою служить диктатуре пролетариата, славить наш строй и воспитывать молодежь. Согласен, не все нас устраивает, тем более сейчас, когда закончилась война и власть Советов окрепла. Кое-кому мы врежем по зубам, но решать это не тебе, Бардин. Постановка Решетиловой неплоха – в ней острая критика бюрократизма. Конечно, «народных типов» мало, но такова особенность пьесы. Уясни главное, Иван: критика безыдейности – шаг политический, а решает такие вопросы политуправление и партия. Кто тебе давал команду? Тоже мне, чекист выискался. Истинное качество чекиста – верность долгу и безоговорочное подчинение. Понял?
