смогу рассказать ей правду. Озвучить все то, что должен был сказать часы назад, когда еще имелся шанс. До толчков, до этого ужаса, до смертей и разрухи. Когда мы были просто мужчиной и женщиной, лежащими, переплетя руки и ноги, на сбитых одеялах. Я должен был все сказать тогда, пока мои губы исследовали ее тело, а руки ласкали кожу. Я должен был произнести эти слова, пока опускался к ее потайным местам, заставляя стонать и извиваться. Или когда мы лежали вдвоем после этого и я вглядывался в ее лицо, светящееся и сияющее от тепла, от страсти.
Все те мгновения, навсегда утерянные, беспечно растраченные. И все же вот он я. Молю богов о еще одном мгновении.
– Делай что должна, – рычу я.
Тихое, знающее «хммм» звучит из-под этого темного капюшона. Затем ведьма делает шаг назад и взмахивает рукой.
– Положи ее. Как можно нежнее.
Я спешу подчиниться. Ведьма опускается перед Фэрейн на колени и распахивает перед ее платья, обнажая бледную грудь. С собственной шеи она снимает сияющую нитку кристаллов и укладывает поперек тела Фэрейн. Осторожно помещает самый крупный кристалл над ее сердцем. Сделав это, она поднимает взгляд на меня. Я ловлю проблеск ее золотых глаз.
– А дальше может быть неприятно.
Я киваю.
– Сделай это.
Ведьма пожимает плечами, но склоняется над Фэрейн. Она делает долгий выдох, произносит цепочку неизвестных мне слов и касается ладонью лба Фэрейн.
Глаза Фэрейн широко распахиваются, пылая белым обжигающим светом. Она делает ужасающий вдох, как будто готовится закричать. Все ее тело цепенеет, спина выгибается дугой, будто от боли.
– Фэрейн! – восклицаю я.
Но она меня не слышит.
Глава 40. Фэрейн
Чем дальше он отъезжает от Мифанара, тем тоньше становится моя ниточка-жизнь. Быть может, ее подпитывали кристаллы урзула, а теперь, когда я за пределами их досягаемости, ей суждено оборваться. А может, я просто устала держаться за жизнь, которую уже потеряла. Фор – всего лишь тень. Я все еще ощущаю его присутствие, слабо. Теперь оно скорее воспоминание, чем реальность. Моего собственного тела я уже вообще не чувствую.
Я изучаю тонкое волоконце ниточки-жизни, обмотанной вокруг моего сознания. Она теперь тускнеет. Это хорошо. Я уже и так слишком задержалась. Пора этой последней связи оборваться, пора перейти к следующей части моего существования. Мне больно покидать Фора, но… но у нас был шанс. И какой же это был прекрасный, упоительный шанс! Я рада, что он был, пусть даже и закончился болью. Боль не меняет истины о той связи, что была между нами, о том покое, что я познала в его присутствии. Радость, восторг. Все это было реальным. Я бы не стала менять ни мгновения.
Я смотрю, как меркнут тени мира. Надо мной раскрывается ощущение невообразимого пространства, невыразимо огромного. Мою душу тянет к нему, вверх и прочь. Лишь эта последняя ниточка не дает мне свободно взлететь. Мне нужно ее разорвать. Мне нужно уйти. И все же… и все же…
– Ну что ж. Знатные ты неприятности на себя навлекла, верно?
Мое смутное восприятие существования идет удивленной рябью. Сквозь туман, концом кривой трости разводя перед собой завесу реальности, приближается фигура. На ней тяжелый капюшон. Приблизившись, она его откидывает, открывая лицо, исчерченное морщинами, но все еще поразительно прекрасное. Прямые суровые брови над точеными чертами и глаза, золотые, как у кошки, глядящие на меня с почти хищным вниманием.
– Кто вы? – спрашиваю я, с удивлением обнаруживая, что у меня есть голос.
– Да, в общем-то, никто существенный. – Женщина склоняет голову набок. Ее глаза слегка прищуриваются. – Куда более животрепещущий вопрос заключается в том, кто ты.
Что-то в том, как она это спрашивает, меня настораживает.
– Аналогично, – медленно отвечаю я, – в общем-то, никто существенный.
Она выгибает бровь.
– А я вот слышала другое. Я слышала, что ты использовала Камни Урзулхара и спасла город Мифанар от катастрофы. Весьма существенно, как по мне.
– Я сделала то, что могла. И я… я рада, что получилось.
– Еще как получилось. Но какой ценой? – Женщина смеряет меня взглядом. Я не вполне понимаю, на что она смотрит, учитывая, что здесь у меня нет тела. Но это ее, кажется, не беспокоит. – Ты взяла да и перенапряглась. А теперь посмотри на себя! – Она взмахивает рукой, показывая на мою прозрачность.
– Если Мифанар в безопасности, то я довольна.
– Ах, довольна? – На этом женщина фыркает. Очень невоспитанный звук, исходящий с такого царственного лица. – Дитя, ты думаешь, что, прогнав парочку вогг с улиц, ты надолго решила все проблемы? Что ты сделала, так это смахнула осу с кончика носа тигра. Ну да, тебя не ужалят; зато вместо того голову откусят.
По моему существу пробегает дрожь.
– И что же мне делать?
– Делать? А что ты можешь сделать? Ты мертва.
И вновь я опускаю глаза на тонкую нить, обмотанную вокруг моего… ну, не пальца. Пальцев у меня больше нет. Но моей сути. Я кручу ее, смотрю, как она искрится и блестит.
– Что там, внизу? – спрашиваю я, наконец поднимая голову и ловя взгляд странных глаз этой женщины. – Что там, во Тьме? Под городом?
– А. Значит, про дракона они тебе еще не рассказали.
Дракона.
Каким-то образом… я знала. Каким-то образом я всегда это знала. Знаки были повсюду: узор в виде дракона, вырезанный на каждой стене, вышитый на каждом предмете одежды. И не просто какого-то там дракона, не какого-нибудь дышащего огнем охотника на коров, каких в легендах выслеживают герои. Этот – один из Великих Зверей. Небесных Танцоров. Сокрушителей Миров. Давно затерявшийся в туманах времени и мифов и все же вечно неподалеку, вечно витающий на краю инстинктивной памяти.
– Нет, – признаюсь я. – Они мне ничего не рассказали. Но кое-что я знаю. Я знаю, что дракон хочет их всех уничтожить.
– Да. К сожалению.
– Но почему?
Брови женщины поднимаются.
– Ты думаешь, я в курсе драконьих мотивов? – Она фыркает. Однако в следующий миг выражение ее лица мрачнеет. – Но не сомневайся, маленькая принцесса, Арраог, Огонь в Сердце Мира, ворочается. Вскоре она проснется. И когда это случится…
Я отрываю внимание от женщины. У нее за спиной какая-то смутная тень. Это Фор. По крайней мере, мне кажется, что это Фор. Его черты разобрать невозможно. Я лишь отдаленно различаю мерцание его души.
– Когда она проснется, – тихо шепчу я, заканчивая мысль женщины, – она уничтожит его мир.
– Рано или поздно. Уничтожит. Должна. – Женщина тяжело качает головой. – Я надеялась, что все-таки поздно. Куда позже. И я
