с гостем!
— Пойду пройдусь, разомну немного ноги, — говорил тот.
— Да-да, конечно. Ужин в одиннадцать.
Йохан видел, как Суль исчезла в лесу. Кошка, как обычно, была при ней. Он протиснулся сквозь толпу ожидающих и двинулся в том же направлении.
Вдруг услышал приглушенное:
— Тсс!
Обернулся и увидел церковного служку, спрятавшего лицо под широким капюшоном.
— Добрый день, герр Йохан, — прошептало чучело. — Я рядом, если вам вдруг понадобится моя помощь.
Йохан разозлился. Помощь ему не требовалась.
— Будь добр, не шныряй повсюду как бродячий скоморох. Хочешь все испортить!? Вон! Не медля!
Служка моментально исчез. Хорошо быть членом инквизиционного суда. К ним все относились с большим уважением.
Йохан углубился в светлый летний лес. Он пошел несколько другим путем, чтоб никто не заподозрил, что он преследует девчонку.
Йохан шел по ее следам; во имя Бога и против Дьявола!
Он все время возносил Богу молитвы, укрепляя свой слабый дух. Это даже излишне — герр Йохан настолько пропитался фанатизмом, что даже во сне ловил еретиков, впрочем, не утруждая себя поиском доказательств. Да и зачем? Он сам знал, кто виноват, а кто нет. За Бога — против Сатаны!
Йохан долго искал Суль. И вдруг услышал ее звонкий голос где-то совсем рядом. Теперь он видел ее. Девочка сидела на покрывале, расстеленном на земле, и разговаривала с кошкой.
На покрывале лежала масса странных вещей, образовывая причудливый узор. Это из узелка, понял он.
Бешено забилось сердце. Вот оно, колдовство!
— Иди сюда, герр Йохан. Иди, смотри что я делаю, — закричала Суль.
Он неуверенно вышел из-за кустов и подошел ближе.
День был чудесный. На лужайке цвел шиповник и лютики.
Для Йохана девочка была откровением, ведь он жил отшельником. Розовые щечки, мягкие губы и удивительные глаза! Он никак не мог понять, какого они на самом деле цвета — желтые или зеленые. Они постоянно меняли цвет. Темные локоны тяжелыми прядями спадали на белую блузку. Тело — как у взрослой женщины. Перед глазами Йохана все так и поплыло, неужели слезы? Но он давно забыл, что это такое.
Кошка глянула на него своими глазищами и отвернулась.
— Смотри, что я делаю, — доверительно произнесла Суль. У него скрутило живот. — Я наколдовала тебе счастье. Ты больше никогда не будешь болеть. Но тебя мучает душевное беспокойство, герр Йохан. А дальше будет еще хуже.
— Нет, я не хочу знать, что ждет в будущем, — быстро вставил он.
Что, она пытается его обмануть?
Суль быстро собрала вещи, — Йохан так и не понял, что же это было, — настолько они были старыми и затертыми.
— Извини, но мне хотелось больше узнать о тебе. Но, может, ты и прав, лучше не знать. Кое-что мне тут не нравится. Но я желаю тебе только хорошего.
— Что ж, спасибо, что думаешь обо мне, — он не мог оторвать от нее глаз. — Но лучше тебе этим не заниматься.
— Да ладно, это просто игра. Я, пожалуй, пойду. Силье послала меня к брату-барону с поручением. А Шарлотту мы больше не зовем фрекен, — она ведь мать Дага. Да ты, верно, знаешь об этом?
Да, Йохан знал. Церковный служка заботливо снабдил его информацией. Грех, везде грех! Он продолжал пожирать Суль глазами, быстро облизывая сухие губы острым, как жало змеи, языком.
Йохан вздрогнул. Нет, служка, его помощник, человек порядочный, он не мог ничего ей сделать.
Девочка махнула рукой и убежала легко, словно танцовщица. А Йохан забыл все свои так тщательно продуманные вопросы.
Постояв, парень пошел в сторону Линде-аллее. Достал из тайника ручку и бумагу. Тщательно записал все увиденное и услышанное. Затейливым завитком нарисовал вопросительные знаки. Да, вопросов хватает. Еще раз перечитал бумаги. Ответы на большинство вопросов были готовы.
— Доказательства того, что она занимается колдовством? Да, доказательства есть.
На каждого из них был отведен свой листок. Вопросы для колдуна и ведьмы не слишком-то отличались друг от друга.
Как девчонка ему доверяет! Гордость переполняла Йохана.
Приготовившись писать, Йохан вдруг опустил ручку. Черт, совсем забыл о вещественных доказательствах. А ведь так просто было стащить хоть что-нибудь — вроде крыльев летучей мыши, отрубленных пальцев преступников, костей новорожденных, сушеных лекарств…
Пожалуй, лучше подождать с вопросами. Спрятав бумагу, он удивительно легкой походкой пошел в сторону дома.
11
Суль торопилась в Гростенсхольм. Мысли разбегались в разные стороны, прямо как у одиннадцатилетней девчонки.
Выйдя в открытое поле, Суль пошла вдоль загона для лошадей.
Ей всегда нравились березы. Их высокие белые стволы словно освещали все вокруг. Даже черноты на стволах не было видно, — такая пышная зелень появилась в этом году.
Тут Суль по весне собирала травы. Ей нравилось смотреть на цветущие луга. Снова в ушах зазвучали голоса детей. Вспомнилось, как они восхищались богатством красок — прямо как на клумбе. Но сейчас цветов не было.
По загону бегал жеребец.
Новый работник ввел в загон кобылу. Новый работник! Как же Суль повезло!
Она села на загородку.
— Привет!
Клаус обернулся и вспыхнул.
— Фрекен… лучше уходите. Да побыстрее!
— А что, тут опасно?
— Да нет, но… уходите.
Суль не двинулась с места. Жеребец припустил за кобылой. Та безуспешно пыталась увернуться. Но жеребец был готов к подвигам. Он высоко подпрыгнул, и Суль свалилась с загородки. Клаус поспешил ей на помощь. Подхватил на руки. Боже, как приятно! Ей хотелось, чтобы он долго-долго держал ее так.
— Мне приказали помочь жеребцу, но он и сам прекрасно справится. Пожалуйста, фрекен, уходите!
— В чем помочь? — Вопрос остался без ответа. Суль увлеченно наблюдала за любовной игрой лошадей. У них на усадьбе почти не было животных, потому что Силье их так любила, что думать не могла о том, что их придется когда-нибудь забивать.
А когда животные начинали свои любовные игры, детей всегда выводили из конюшни или сеновала.
Если б тут была Силье, да еще с посторонним мужчиной, она бы сквозь землю провалилась от стыда.
Но Силье — это Силье, а Суль есть Суль. Ослепительная улыбка словно лишний раз объяснила, почему ее назвали Суль.
— Великолепно. Наблюдая за ними, возникает какое-то странное чувство. Словно мурашки по телу забегали. А у тебя?
Клаус пытался отвести взгляд; да, и вообще ему надо было следить за лошадьми. Сказать, что он был равнодушен к Суль, значило солгать.
Суль сжала бедра. Она во все глаза смотрела на молодое, великолепное тело Клауса. Оглядывала его оценивающе с головы до ног, с любопытством и в раздумье.
Суль пододвинулась поближе, дотронулась рукой до рубахи. Дыхание сбилось.
Взглянув