29
Среда, 31 июля 2002 года
По пути в управление Фалькон остановился выпить кофе на проспекте Аргентины. Он чувствовал себя усталым и угнетенным, как и все в баре. Жара вытопила из севильцев всю природную веселость. Их угрюмые подобия бродили по улицам и заполняли бары.
В конторе не было видно ни Ферреры, ни Рамиреса. Фалькон взял аудиозаписи допросов поджигателей, подлинную видеокассету, украденную из дома Монтеса, и поднялся в кабинет Элвиры. Навстречу спускался Рамирес.
— Я снова поговорил с поджигателями и спросил, откуда они знают Монтеса, — сказал он. — Двадцать лет назад Монтес тренировал детскую футбольную команду для неполноценных детей. Оба были в его команде. Я уточнил это у инспектора по делам несовершеннолетних и внимательно просмотрел их досье. Монтес помогал им при каждом столкновении с законом.
— Они знают, что Монтес покончил с собой?
Рамирес отрицательно покачал головой и пожелал ему удачи с Элвирой.
Фалькона не пустили к комиссару и даже выгнали из приемной. Секретарь вывела его в коридор, пояснив одним словом: «Лобо».
Его позвали через десять минут. Лобо стоял у окна, скрестив руки на груди, злой и напряженный. Элвира сидел за столом, усталый, как будто провел здесь всю ночь.
— Что вы нам еще принесли? — спросил Лобо, в гневе нарушая субординацию.
— Две аудиозаписи допросов поджигателей…
— Они назвали Игнасио Ортегу?
— Нет, они назвали Альберто Монтеса.
Лобо обрушил на стол Элвиры три сокрушительных удара, так что карандаши подскочили и рассыпались, нарушив идеальный порядок.
— Что еще? — спросил Лобо.
— Видеозапись, сделанная скрытой камерой в доме Монтеса: четверо мужчин совершают сексуальные действия с детьми.
— Мы кого-то из них знаем?
— Там есть адвокат и телеведущий.
— Joder, — процедил Лобо.
— Еще одного опознал Рамирес — бизнесмен из его района. Четвертый неизвестен.
— Кто знает про кассету?
— Рамирес и я.
— Пусть так и остается, — сказал Лобо резко, еще не подавив гнев.
— А что с поджигателями? — спросил Элвира.
— Вряд ли они знали, что украли.
— Значит, единственная связь между Игнасио Ортегой и поместьем Монтеса — кондиционеры, которые он установил, — сделал заключение Элвира. — Вы не докажете, что он через русских поставлял детей для педофилов, так же как и то, что он привозил в поместье клиентов для участия в сексуальных актах с детьми.
— Все правильно, — сказал Фалькон, понимая, что все пошло не так, не успев начаться. — Единственный способ установить, что клиентов привозил он, — поговорить с людьми, снятыми на пленку.
— Что-нибудь в записи доказывает, что съемка велась в поместье Монтеса? — спросил Лобо.
— Сейчас это трудно сказать, огонь почти полностью уничтожил здание.
— Вы получили от Фелипе и Хорхе отчет о результатах поисков?
— Еще нет. Они, вероятно, всю ночь провели в лесу. Вчера в семь вечера, когда я уезжал, они еще работали. Криминалисты пока обрабатывают первую партию улик. Надеемся, им удастся обнаружить сохранившиеся отпечатки…
— Я ночью пытался до вас дозвониться, — проворчал Лобо.
— Мой телефон был выключен. Я работал по другому делу — Рафаэля Веги.
— Есть подвижки?
Фалькон доложил о встрече с Марком Флауэрсом.
— Думаю, мне стоит поговорить по этому поводу с американским консулом, — заметил Лобо.
— Встреча помогла вашему расследованию? — спросил Элвира у Фалькона.
— Нет, судебный следователь Кальдерон выделил мне сорок восемь часов. Время вышло. Все. У меня нет подозреваемых и, пока не нашелся садовник Сергей, нет ни свидетелей, ни версий, — ответил Фалькон.
— А что вы выяснили насчет ключа, который нашли в доме Веги? — поинтересовался Элвира.
— Он от сейфа на имя Эмилио Круса в банке «Банесто». Судебный следователь Кальдерон пока не нашел времени дать ордер на обыск.
— Сообщите нам, если найдет, — сказал Элвира.
— Возможно, вам придется довольствоваться тем фактом, что Рафаэль Вега был плохим человеком и либо покарал сам себя, либо получил по заслугам, — подвел итог Лобо.
— Я сегодня утром встречаюсь с судебным следователем Кальдероном, думаю, он прекратит расследование. Что касается связи Игнасио Ортеги с поместьем, наш последний шанс — два тела, закопанные на участке.
— Есть предположения, что там произошло?
— В одной из камер, на стене возле кровати, я нашел надпись, сделанную кириллицей. Ее переводят. Полагаю, это как-то связано с большим пятном посреди комнаты, которого не было видно, пока все не вынесли. Похоже, это пятно крови. Это проверяется. В тюфяке в той же камере я нашел кусок стекла. Подозреваю, что был другой осколок, которым обитатели камеры вскрыли себе вены. Похоже, это два трупа самоубийц. Когда будут обработаны все улики, у нас появится надежда выдвинуть обвинение против Игнасио Ортеги.
— В данный момент это обсуждается со старшим судьей Севильи, — сказал Элвира. — Что вы сейчас намерены делать, инспектор?
— Установить роль Игнасио Ортеги, допросив одного или нескольких мужчин, запечатленных на кассете. Как только подтвердится, что он — ключевая фигура в сети педофилов, мы сможем арестовать его и заняться русскими мафиози — Владимиром Ивановым и Михаилом Зеленовым, — сказал Фалькон. — Я понимаю, что это будет сложнее всего сделать.
Изможденный Элвира уклонился от яростного взгляда Фалькона. Они вдвоем перевели глаза на багровеющие черты недовольного лица Лобо.
— На данный момент, инспектор, — произнес он, — в свете того, что вы рассказали об участии в деле одного из наших старших офицеров, хочу попросить вас ничего не предпринимать и не разглашать никаких сведений.
За просьбой, прозвучавшей как приказ, наступила тишина. У Фалькона возникали все новые вопросы, но он не задал ни одного, пожелал доброго утра и пошел к столу за кассетами.
— Лучше оставьте их, — сказал Лобо. Фалькон отдернул руку, как от волчьих зубов. Внизу, в общем кабинете сидел, задрав ноги на стол, Рамирес и курил. Он молча показал на дверь кабинета Фалькона и беззвучно, одними губами произнес: «Вирхилио Гусман».
— Вирхилио, я не могу сейчас с вами говорить, — сказал Фалькон, проходя у журналиста за спиной и садясь в свое кресло.
— О чем не можете?
— Ни о чем.
— А насчет Альфонсо Мартинеса и Энрике Альтосано?
— Один в реанимации, второй исчез.
