в пустой столовой. Потом разошлись по комнатам. Вокруг стояла такая оглушительная тишина, что ее было страшно нарушать даже разговором — казалось, все вокруг вот-вот разобьется на мелкие осколки.
Или, может, уже все разбилось, и теперь я в недоумении стоял среди обломков моей прежней жизни.
Ногалес — Нью-Йорк
13 ноября, 2128 года
Я проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидел в рассветных сумерках физиономию Карса. На миг мне показалось, что мы все еще бредем по Гиблым Землям и все, что случилось потом, — просто дурной сон. Но первые же его слова разбили эту иллюзию.
— Собирайся, Олаф, — сказал мой напарник, — сейчас транспортник прилетит.
— Откуда ты знаешь?
— Я только что из радиорубки. Они сядут на посадочную площадку снаружи.
— Куда мне лететь? И зачем?
— Не выдумывай, Олаф! Я тебя тут одного не оставлю.
Похоже, он был настроен решительно, и я не стал с ним препираться. К чему?
— Ладно, — сказал я, — уговорил. Видишь, какой я покладистый.
— Пойдем сходим за Хенриком. Он с вечера так и не показывался. — И добавил, покачав головой: — Не нравится он мне. Совсем рассыпался.
— Расклеился?
— Какая теперь разница, Олаф?
И вправду, подумал я, какая разница…
Дверь крохотной каморки, где устроился на ночлег Хенрик, была заперта. Я постучал.
— Хенрик!
Молчание.
— Хенрик, открой. Это мы!
Никакой реакции.
Я посильнее нажал на дверь. Она была заперта изнутри.
— Очень меня это беспокоит, Олаф, — пробормотал Карс, — мало ли что…
— Надеюсь, он простит нашу назойливость.
Я разбежался и плечом ударился о дверь. Хлипкий замок легко поддался. Комната была пуста.
— Куда он делся? — удивленно спросил Карс. — На окнах-то решетки.
Я устало ответил:
— Туда… к ним. Он ведь один из них, понимаешь. Как бы он ни сопротивлялся…
— Что же теперь делать, Олаф? — недоуменно спросил Карс.
— А что мы можем сделать? Его уже не вернешь. Ты вроде хотел куда-то лететь…
Мы вышли во двор и побрели к посадочной площадке, расположенной за наружной оградой. Пустынные помещения базы заливал серый утренний свет, вертолеты застыли, точно огромные черные насекомые, а на горизонте в тумане чернела стена леса.
Потом раздался отдаленный звук, такой странный в этом молчаливом мире. Небольшой юркий транспортник кадаров вынырнул из низких облаков и завис над площадкой, выбросив хрупкую конструкцию трапа.
— Пошли, Олаф, — сказал Карс.
Я все еще медлил.
Он подтолкнул меня к трапу, и я покорно полез вверх по перекладинам. Молчаливый пилот-кадар кивнул нам в знак приветствия и, обращаясь к Карсу, что-то сказал на чужом языке.
— Что он говорит? — спросил я.
— Он говорит, что объявлена всеобщая эвакуация, Олаф. Сегодня вечером из нью-йоркского космопорта отходит последний челнок. Мы улетаем. К завтрашнему утру на Земле больше не останется ни одного кадара.
— Все-таки Хенрик добился своего, — заметил я, — хотя ему, наверное, теперь все равно…
— Мы снимаемся с орбиты, Олаф, — сказал Карс, — и сворачиваем базы на Луне и на Марсе. Мы уходим. Совсем уходим.
— И тебе не жалко? Все-таки ты тут так долго прожил… Опять странствовать по космосу…
— Жалко, Олаф. Но что поделаешь? Это уже решено.
Трап втянулся, и транспортник стал быстро набирать высоту. Под нами промелькнули знакомые очертания базы, потом ее заслонили серые облака.
Что-то сдавило мне горло, и я, отвернувшись, чтобы Карс не заметил, украдкой вытер слезу.
Транспортники кадаров летают быстро, — уже через два часа машина опустилась на посадочную площадку перед Манхэттенским торговым центром, где располагалась основная миссия кадаров.
Мы выбрались наружу.
— Ну что, Олаф, — обернулся ко мне Карс, — пойдем? Побудешь со мной там, внутри?
Я покачал головой.
Пилот, который отстегнул ремни и теперь, спрыгнув на землю, стоял рядом с Карсом, вновь произнес какую-то непонятную фразу.
— Он говорит, что последний челнок на базу уходит сегодня в восемь вечера по местному времени, — пояснил Карс. — Мне бы хотелось, чтобы ты проводил меня до самого корабля.
Я кивнул.
— Хорошо, дружище. Я буду ждать тебя тут. Вместе и двинемся. Провожу тебя до стартовой площадки.
Он нерешительно топтался, не отваживаясь оставить меня одного.
— Иди-иди, — сказал я, — я приду. Даю слово.
— Ты обещал, — угрожающе сказал он и вслед за пилотом направился к зданию.
Я огляделся.
Повсюду сновали кадары — высаживались из все прибывающих юрких машин, деловито топали в здание… я как-то раньше не осознавал, что их на Земле так много.
Ни единого человека поблизости не было.
Я повернулся и неторопливо побрел по 42-й авеню. Стоило лишь немного отойти от резиденции кадаров, как вся суета стихла и вокруг меня застыл пустынный, точно вымерший город. Окна небоскребов, в которых отсвечивало тусклое пасмурное небо, слепо глядели на меня; на перекрестке стояло несколько брошенных автомобилей. За квартал от того места, где я находился, к небу поднимался черный столб дыма — горело какое-то здание, и никому не было до этого дела.
Засунув руки в карманы плаща, я продолжал брести по улице, не слишком задумываясь, куда иду.
Один, раз мне показалось, что в пролете между домами мелькнула смутная человеческая фигура, но она исчезла прежде, чем я успел сделать несколько торопливых шагов ей навстречу.
Я зашел в маленький бар на углу и, шагнув за пустой прилавок, взял на себя обязанность бармена и налил единственному посетителю — то есть себе — коньяку. Сейчас я в нем особенно нуждался. В баре было полутемно, музыкальный автомат в углу игриво подмигивал разноцветными лампочками. Я выбрал мелодию повеселее и опустил в щель монетку. Бар наполнился разухабистым громом механической музыки, но в этой пустоте и она звучала как-то нелепо. Когда песня закончилась, я не стал запускать новую, а обслужил себя еще раз. Я пытался собраться с мыслями, но в голове у меня было пусто… мелькали лишь какие-то отрывки воспоминаний: Сандра в моих объятиях… отчаянные глаза Рамиреса… насмешливое лицо дока, ухмыляющееся мне сквозь завесу пыли, поднятой лопастями вертолета… Хенрик в радиорубке, напряженно вслушивающийся в голоса агонизирующего мира… Они все исчезли, ушли неизвестно куда, в неведомые дали, куда мне путь был заказан… Почему-то я чувствовал странную обиду, словно ребенок, перед носом которого захлопнулись двери в освещенную комнату, где полным-полно нарядных оживленных людей. Окно бара было зашторено, но я прекрасно знал, что там, снаружи, — неприютный пустой город, залитый мелким моросящим дождем…
У меня за спиной хлопнула дверь.
Я не обернулся, продолжал сидеть, сгорбившись, вертя в пальцах пустую рюмку.
— Лучшего занятия ты себе не нашел, — прозвучал знакомый голос.
Я вскочил так поспешно, что
