справилась с этим без тебя, — очередные слёзы снова скатываются по её щекам и снова пачкают собой мою рубашку. Я ненавижу её слёзы, они всегда бьют меня по живому. — Я бы ни с чем не справилась без тебя.
— Ты достаточно справлялась без меня, моя девочка. Теперь этого не нужно.
Она утопает в моих объятиях, заставляя меня нуждаться в ней ещё больше, чем обычно. Мне катастрофически нужно быть тем самым, кто уничтожает всех её демонов и не даёт им заполучить её светлую душу. Мне хочется одного — быть нужным ей настолько, чтобы она видела во мне целый мир. И я буду её волшебником, всегда буду этим волшебником, который творит для неё волшебство.
— Я не переживу, если с папой что-то случится.
— С ним ничего не случится, малыш.
Я целую её в макушку и вдыхаю естественный аромат её тела. Как всегда что-то сладкое, пряное, похожее на персиковый гель для душа.
— Так сказал врач?
— Так я говорю. Он поднимется и выслушает каждый мат, который я на него обрушу.
Обречённо вздохнув, она запрокидывает голову и встречается со мной взглядами. Ангельские глаза блестят и светятся от душераздирающего доверия, которое я не могу себе позволить не оправдать. В чём бы то ни было. Что бы она ни сказала. Что бы ни сделала. Полина загадывает — я исполняю.
— Ты думаешь, папа специально это сделал? Специально напился всех этих таблеток?
— Думаю, что он ответит на это, когда придёт в себя. А он придёт в себя.
Тогда же я и вставлю ему мозги, чтобы он больше не считал, что может играть своей жизнью. Чёрт возьми, о чём он думал?
— А сейчас я хочу, чтобы ты поехала домой и поспала. Я позволю водителю, чтобы он приехал.
— Нет, пожалуйста, любимый, нет. Я не смогу спать дома, пока не узнаю, что папа пришёл в себя.
— Я буду здесь, рядом с ним, когда он проснётся.
— Я точно так же не смогу спать, зная, что ты будешь здесь. Я не могу уехать, Стас, я…
— Сейчас сюда приезжает твой охранник и отвозит тебя домой, малыш.
— Но…
— Это не обсуждается. Мне не интересно, как ты это сделаешь, но ты поспишь. Поспишь и отдохнёшь, прежде чем он днём снова привезёт тебя.
Мы сорвались ближе к ночи и она пробыла здесь несколько часов, не переставая наблюдать за отцом через стекло и плакать. Если бы я мог, я разорвался, чтобы не оставлять её в доме один на один с этими ужасными мыслями. Но я должен быть здесь, а она должна отдохнуть и хоть немного поспать.
— Постарайся это сделать и подумать о чём-то другом. Например, о нашем сегодняшнем разговоре, — я стараюсь перевести её внимание, чтобы она смогла успокоиться. И не только для этого. Этим днём, как и любым другим, я мог исполнить любое её желание, включая усыновление ребёнка.
Но сейчас я просто уверен в том, что я сделаю беспрекословно то, что она скажет. Не буду думать обо всех минусах, импульсивности её решения, своих собственных предубеждениях.
Если она хочет — я сделаю. Она загадывает — я исполняю.
— Ты имеешь в виду?.. Ты хочешь сказать?..
— Я хочу сказать, что мы сделаем всё, что ты пожелаешь. Одно твоё слово — и этот мальчик у нас. Подумай об этом, прежде чем закроешь глазки в нашей постели и провалишься в сон.
Не произнося больше ни слова, я достаю мобильный из кармана и набираю номер её охранника.
***
Вторые сутки я не отхожу от палаты своего тестя и решаю все рабочие дела в телефонном режиме. Медперсонал и врачи всеми способами стараются избегать меня, хотя они не могут избегать моего всё ещё лежащего без сознания тестя. Его пульс и состояние нормализовали и перевели в обычную палату, но он всё ещё не пришёл в себя.
Полина сидит на стуле возле кровати папы. Я стою над её миниатюрной фигуркой, разминаю её плечи и целую в макушку, собираясь потихоньку отправлять её домой. Я уже прокручиваю в голове миллион причин, по которым ей нужно уехать и отдохнуть, но грубый и сиплый кашель останавливает меня. Этот кашель застаёт Полину врасплох и заставляет её приподняться. Она смотрит на отца, глаза которого медленно открываются. Он слегка дезориентирован, его правая рука сжимается в кулаке.
Блядь, наконец-то. Наконец-то он очнулся. Наконец-то моя девочка выдохнет и сможет спокойно спать по ночам.
Не думая ни о чём больше, она прижимается к нему и обнимается.
— Папочка, господи, — плачет она. — Господи, ты проснулся.
А
бсолютно слабый, он приподнимает свою правую руку и гладит её по спине. Ничего не говорит, просто гладит её, пока она плачет, устроившись у него на груди.
— Папочка…
— П-прости меня, милая.
— Не говори ничего. Тебе тяжело.
— М-мне тяжело, потому что я-я очень виноват п-перед тобой.
— В чём ты виноват, боже? — Полина отстраняется, я приобнимаю её за плечо и жду, что он скажет дальше. Возможно, я пойму, какого хуя он решил отправить себя на тот свет.
— Я б-был ужасным отцом. Я в-виноват во всём. Стас позаботился о т-тебе, а я не смог. Я н-не заслуживаю твоего общения. И к-когда ты потихоньку н-начала отдаляться о-от меня, я п-понял, что потерял тебя.
— Что ты говоришь такое? Стас, что он говорит? — она обращается ко мне, прикрывая лицо ладонями.
— М-милая…
— Да, что ты, чёрт возьми, говоришь, Леонид? Что ты, чёрт возьми, устроил?
Я чувствую скопившуюся внутри злость. Будь он в лучшем состоянии, я бы избил его. Избил за то, какой несчастной он сделал Полину. Она буквально трясётся в моих руках от обиды и боли, от услышанного, от того, что её папа вдруг решил отравить себя.
— Я не с-смог защитить дочь от с-собственой жены…
— И ты решил, что лучший выход — заставить её страдать своей смертью? Какого хрена ты делаешь, тесть? Ты вообще в своём уме? Я ждал, когда ты проснешься, чтобы задушить тебя собственными руками.
— М-может, это и выход.
— Я устрою такой выход, что ты потеряешь дар речи. Никогда больше так не делай, чёрт возьми. Или мне действительно придётся проверить тебя на вменяемость.
Полина наблюдает за мной со всей внимательностью и осторожностью, будто боится, что я отправлю его в псих диспансер прямо сейчас.
Если придётся, я это сделаю, потому что больше не допущу подобного. Я не позволю ничему плохому случится с её отцом.
— Папочка, пожалуйста, я очень тебя прошу, не говори больше так. Не
