— Почему?
Старик замялся.
— Места тут гиблые…
— А человек тут при чем?
Старик торопливо оглянулся, а затем и сказал вполголоса:
— Лембо на карельском значит «леший».
* * *
Когда Анна доехала до черного камня с указателем на Воттоваару, Пинин был в грязи по самую крышу. Вокруг простирались мхи да болота, дорогу подтапливало, и иногда машина по самые двери проваливалась в ямы, заполненные черной жижей. Из темной воды болот торчали раздетые стволы елей без единой ветви. Покосившийся знак ограничения скорости с цифрой сорок выглядел не более чем насмешкой — даже на своем внедорожнике Смолина не рискнула бы набрать такую скорость. Один раз Пинин пересек шаткий мост из бревен.
Дальше было не проехать. Едва заметная тропа петляла среди деревьев и пятен болот. Смолина вышла из машины с живой курицей подмышкой. Как в тот раз, три года назад, ей предстояло одной войти в лес по едва заметной тропе. Анна поежилась. Куда приведет ее эта дорога?
Смолина замерла, прежде чем шагнуть в лес. В тот раз этот шаг изменил ее жизнь до неузнаваемости. А что было бы, если бы она тогда послушала Свету? Если бы не она нашла Машеньку? Уменьшилось бы зло в этом мире? Нет. Просто ей, Анне, было бы чуть спокойнее, пока у других матерей убивают детей. Но если бы она сейчас вновь оказалась на той тропе, сделала бы она этот шаг?
Сейчас ей нужно было пройти по тропе не для того, чтобы спасти незнакомую ей молодую мать с годовалым ребенком. На том конце тропы ее ждала Лена. Анна не видела ее, но чувствовала, что дочь рядом.
* * *
Смолиной было не привыкать ходить по лесам, даже таким заболоченным. И все же у нее ушло не меньше часа пока она добралась до избушки.
Анна совсем иначе представляла себе жилище шамана-отшельника. Наверное, сказались детские книжки, в которых шаманы, словно индейцы, жили в каких-то вигвамах из веток и шкур животных. Сейчас же перед Смолиной стояла добротная избушка, правда, изрядно поросшая мхом.
Покатая крыша, застеленная дерном, одним концом уходила в землю. Над крыльцом был большой навес, под которым чего только не валялось — прохудившиеся ведра, полусгнившие тряпки, котлы, лопаты, разобранный советский велосипед «Аист». Сбоку приютилась большая поленница с нарубленными чурками.
Анна трижды постучала в дубовую дверь, но ответа не последовало. Возможно, хозяин избушки ушел в лес за… зачем? Смолина не знала, что шаманы делают в лесу. Наверное, собирают какие-то травы и корешки для обрядов, а может охотятся. Или приносят жертвы мрачным северным богам?
Анна испытывала некий трепет перед этой дверью. Хотя она не верила в шаманов, духов и загробный мир, и все же что-то заставляло ее кожу покрываться мурашками. Да и что она делала здесь, если не верила?
Лена. Все это ради нее. Если для того, чтобы ее спасти, нужно поверить в духов — она готова. Пойти в царство мертвых, убить дракона, совершить обряд. Все что угодно, лишь бы Лена пришла в себя.
С этой мыслью Анна толкнула дверь, оказавшуюся очень тяжелой, словно была сделана из цельных бревен, и окунулась в царство неведомых запахов.
Чем здесь только не пахло — травами, старым бельем, дымом от костра, который неспешно тлел в каменном очаге. Его свет был единственным, что освещало внутренности приземистой избушки, не считая узкого окошка, мутное стекло которого затянуло сетью паутин. А еще… внутренности. Анна поняла, что это слово не зря пришло ей на ум. Во-первых, она ощущала себя словно мореплаватель, угодивший в пасть невиданного морского чудища и оказавшийся в его брюхе. Вроде именно так пересекал океан герой древних мифов. А во-вторых — на столе посреди комнаты в колышущейся полутьме Смолина разглядела эмалированный таз с кишками. И только после этого она почувствовала, как на нее кто-то смотрит из мрака.
— Подаяние для Хийси, — послышалось негромкое из тьмы. Затем мрак зашевелился, и Анна увидел силуэт шамана.
— Кто такой Хийси? — брякнула Анна. Надо было поздороваться или извиниться за вторжение или что-то еще, но голова Смолиной вдруг стала пустой при виде содержимого таза.
— Дух леса, — сказал шаман. Голос его был низким и хриплым, словно он выкуривал в день по пачке сигарет без фильтра. — Есть еще Тапио. Его тоже не стоит обделять подаянием. Но он живет в Тапиоле, светлом лесу. Здесь только Хийси.
Шаман говорил негромко, но Анна хорошо его слышала. Спокойная неторопливая речь — да и куда ему тут торопиться, среди лесов, болот и вечных богов?
— С тех пор, как пришли христиане, жертвенники заброшены. Кто-то из стариков если и носит, так еду, пиво, одежду. Хийси не доволен. Злится. Потому я ношу ему кровь.
— Чью кровь?
Шаман вышел из тени и, не глядя на Анну, подошел к столу. Он запустил руки в таз, помешал его содержимое с чавкающим звуком, и показал Смолиной руки — они были покрыты красным.
— Оленя, если удается добыть, — пояснил шаман. — Если нет — зайца, белки. На худой конец сойдет гадюка.
— Без крови никак? — спросила Анна, чувствуя, как ей плохеет
— Metsä по-карельски значит лес. В лесу у каждого из духов свои заботы: кто-то следит за порядком на болоте, кто-то пасет лесные стада. Нельзя только брать у леса. С теми, кто соблюдает баланс, Хийси щедро делится лесными богатствами. Те же, кто только берет, остаются в этих лесах навсегда, став его частью — мхом, кормом для зверей.
— А может человек остаться в… — Анна замешкалась, подбирая слова.
— Во тьме? — шаман взглянул на нее. Смолина кивнула. — Надо понять, зачем он туда пошел.
— Хийси поможет?
Шаман покачал головой. Он неспешно подошел к Анне почти вплотную и посмотрел на курицу, зажатую у Смолиной подмышкой.
— Что ты готова сделать ради той, что во тьме?
— Все.
Шаман кивнул и взял у нее из рук курицу. Лембо привязал ее за ногу к ножке стола, а затем исчез во тьме избушки. Когда появился в его руке блеснул нож, в другой виднелся кусок старой
