приклад на ремне. Ничего, само оружие целое вроде, пусть и без патронов, починю, нашёл другой карабин «Мосина» с согнутым стволом. Как только смогли? С него и перекину, но позже. Сапоги с трудом снял, портянки выкинул, они по-моему сгнили. Сколько же парень тут выживал с другими защитниками? Даже предположить не могу. Кстати, искал фуражку, даже тела ворочал, не нашёл. Видимо ранее где-то потерял. Других пограничников среди убитых не нашёл. Некоторые вообще без гимнастёрок. Грязные все. Не первый день оборону в крепости держат. Дальше что, закопал всё своё добро, присыпал, замаскировал также битыми кирпичами и мусором. Вдруг тот новый бой или огнемётами отработают? А земля защитит. Лопатку чуть в стороне спрятал. После этого выбрался наружу через пролом, явно два снаряда крупного калибра попало, и держа руки на виду, двинул по разбитому двору крепости, глядя на расстрелянные здания казарм и другие строения крепости. Идти босиком тяжело было, приходилось постоянно смотреть под ноги. Смрадом разложения тянуло со всех сторон, сгоревшие остатки техники и вооружения.
– Ком. Ком, – расслышал я, кто-то подзывал на немецком.
Приметив немцев в стороне, у стены здания, похожего на штабное, выгоревшее изнутри, я двинул туда. Вот так я и попал в плен. Немцы, добродушно посмеиваясь, даже обыскивать не стали. А нечему тут обыскать, я обнажён. Вот один и повёл прочь. Иногда постреливали, это я слышал, но чтобы ожесточённые бои шли, этого не было. Значит, к концу подходили бои. Когда мы покинули крепость, по тропинке шли, то многие встречные немецкие солдаты ржали, видя меня. Как я понял, те боепитание и горячую пищу доставляли, у меня живот сводило от голода и жажды, но я крепился. Так вот, когда мы крепость покинули, то конвоир не стал мне мешать спуститься к воде у мостика и жадно напиться. А потом запрыгнуть в воду и быстро отмыться. Руки как два куска грязи, быстро отмывал. Эх, мыла не хватает. Дальше нырял с головой и водил руками по телу. На нём тоже разводов хватало. Так и отмылся. Правда, сукровица с головы потекла, точно рана есть. Немцу надоело ждать, а я ещё раз напился, выгнал из воды резкими командами, и повёл дальше. Уф, жажда уходила, уже легче. Теперь бы поесть и медицинскую помощь получить. Чуть позже нас остановил унтер у палатки с красным крестом, медик, судя по знакам различия. Со смехом сказав конвоиру, чтобы дикий русский не пугал немецких женщин, видимо связисток, велел обойти палатки, и кинул мне тряпицу. Я её бёдра намотал, прикрыл срам. Заодно показал на голову, наклонившись, чтобы тот видел. Унтер кстати, заинтересовался, видимо скучно, раненых нет, стал осматривать, потом надавил на рану. Тут я охнул от вспышки боли и меня вырубило.
Очнулся я видимо не сразу. Вечер уже был, солнце садилось. Унтер, что привёл меня в сознание, знаками велел подниматься. Того конвоира рядом не было, а было двое носилок с ранеными немецкими солдатами. Их готовились погрузить в кузов машины. Уже обработали раны. Я ощупал голову, повязка, через подбородок. Внизу узелок. Похоже обработал уже. Ну хоть это. Меня раненого ещё и заставили грузить раненых. А я шатаюсь от слабости. Кстати, унтер дал красноармейские шаровары. На вид чистые и не рваные, бечёвку, препоясаться, и скатку шинели. Видимо, что было. Ну шаровары в пору, шинель накинул на плечи, и вот так двинул за другим конвоиром. Меня покормили, унтер за помощь с погрузкой дал два чуть подсохших куска хлеба и небольшой хвост жаренной рыбы. Рыбу и один кусок хлеба жадно, но тщательно пережёвывая, съел, даже кости пережевал, а второй в карман шинели. Она ношена, чуть больше по размеру, но петлицы спороты. Почти час шли, даже перешли по понтонному мосту через Буг. На воду я жадно смотрел, но конвоир явно не из тех что даст мне попить. Всё покрикивал. И тут в двух километрах от реки, в чистом поле был разбит лагерь для военнопленных. Прямо у дороги окружённая колючей проволокой чистая местность. Укрытий нет. Туда и затолкнули. Не опросили даже. Это не лагерь, а место временного содержания. Утром думаю уже дальше на территорию Польши погонят. Да пофиг, главное, чтобы заработало хранилище. Я же, отойдя, расстелил шинель, лёг на одну сторону и второй накрылся. Только спросил у соседей какое сегодня число. Двадцать восьмое июня, оказывается. Ну это ещё нормально, я думал уже июль.
Меня никто не окликнул, значит знакомцев Руслана не было. Хлеб не доставал. Меня мутило после приёма пищи, видимо много съел на голодный желудок. Но я своё не отдаю, это жизнь для меня и силы. Так что как накрылся полой, почти сразу и уснул. Сам лагерь небольшой, на тысячу человек, а было от силы сотни три. Многие явно свежие, десяток одновременно со мной привели.
Утром проснулся сам. Живот чуть ныл, как бы гастрит с такой диетой не заработать. Воду разносили и еду. Сырые овощи, в основном лук, и капусту. Ну и воду в вёдрах. Я тоже жадно попил. Ладонями черпал. Ещё хватило часть кочана урвать. Поел, хрустя им, да тот хлеб добил. А через час лагерь опустел. Выгнали всех. Пятерых вроде оставили, умерших за ночь вынести и могилы копать, поздоровее выбирали, а нас колонной дальше на запад.
Время идёт, сутки прошли, ещё двое ждать, пока хранилище не появиться. Идти тяжело было, но тут конвоиры не запрещали, когда мы реки по мостам пересекали, пить из рек. Давали двадцать минут, сами отдыхали, и дальше. У многих в руках красноармейские котелки имелись, у меня вот нет, те воды набирали, пили в пути, а я терпел до следующего водоёма. Кстати, силы пребывали, еда помогла. Хотя слабость всё равно была. До вечера нас вели, в обед не кормили, хотя сами немцы сухпаем питались. Ну и к вечеру загнали на территорию крупного и тоже открытого лагеря. Километров на пятьдесят думаю отмахали от Буга. Где-то так. И всё пешком, на поездах не возили, обессиливших добивали на обочине редко, в основном им помогали соседи. Тут уже похоже обустраивались надолго, следующие двое суток я в лагере находился. Сюда приводили новичков, но не меньше отправляли дальше. Это сортировочный лагерь был. Точнее вызывали по пятьдесят человек, как я понял на опрос, карточки военнопленных заводили, и дальше распределяли по лагерям,
