кинулась навстречу Корбатову, которого было совсем не видно за небольшим, но раскидистым растением.
— Душа моя, давайте поспешим, все вопросы потом, — пыхтел он, аккуратно опуская горшок на тележку для багажа. В один миг мы оказались на нужной нам платформе и еле успели запрыгнуть в вагон.
Лишь когда уселись в орошённое солнцем купе, смогли перевести дух и расслабиться.
— Чуть не опоздали! — Корбатов облегчённо протирал платком вспотевший лоб, а я глупо улыбалась, глядя на дерево, которое уже заполнило запахом всё вокруг.
— Спасибо вам огромное, — пролепетала я, сдерживая ком слёз в горле.
Профессор ласково улыбнулся и придвинул горшок ко мне.
— Пустяки, душа моя. Я же видел, какими бешеными глазами вы смотрели на ту теплицу. Да и школе не помешает разнообразие в растениях, одна тентакула да бадьян кругом. — Он неопределённо махнул в сторону и достал газету, купленную в той палатке.
Преисполненная нежности, я с содроганием рассматривала каждый листочек, уже воображая, как буду ухаживать и заботиться о своём дереве.
Спустя пару чашек кофе и полчаса пустой болтавни ни о чём, я осмелилась спросить профессора:
— Вы обещали рассказать, что там в вашей… Анне Карениной? — я засмущалась, не уверенная, правильно ли запомнила название произведения. Корбатов довольно крякнул и откинулся на спинку сиденья, сложив руки в замок на коленях.
— А вы готовы услышать? А то после ваших вчерашних прощаний с подругой я больше таких слёзных потоков не выдержу. — Он насмешливо подмигнул мне, а я залилась краской ещё больше.
Всю неделю доставляла профессору одни неприятности: то эта миссис Морган, то министр, то Ася, теперь ещё и дерево это… он больше со мной точно никуда не поедет!
Я умолкла, решив, что мне лучше до конца поездки не высовываться, но Корбатов неловко прокашлялся и, глядя задумчиво в окно, проговорил:
— Сразу вам скажу, что я вижу это произведение не совсем так, как его выставляют во всяких литературных журналах. — Он презрительно покосился на газету и пренебрежительно отбросил её к окну.
— Это как? — я придвинулась ближе к столу, не тая любопытства.
— Знаете, мне претят все эти россказни про благоразумие, рациональность и прочее. — Профессор сморщился и раздражительно повёл плечами.
— Не совсем понимаю…
— Я вижу в этом произведении несчастную историю любви, которая могла бы быть вполне себе счастливой, если бы не чопорное общество… — И он рассказал мне вкратце содержание, пока на моём лице сменялись самые разные эмоции: от глупой смущённой улыбки до возгласа испуга в конце.
— Но… как же так! — я исступлённо схватилась за край стола. — У неё же остались дети! — я задыхалась словами, будто воочию увидев финальную сцену с главной героиней.
— Сын и дочь, да… — Корбатов печально подкручивал усы. — А любовь? Любовь ведь тоже осталась.
— Да что там любовь! — я отмахнулась. — Разве ж есть дело до какой-то там любви, когда речь заходит о детях?
Корбатов поражённо хмыкнул и вскинул брови.
— Вот уж не думал, что вы, такая юная и мечтательная, будете так взросло рассуждать.
Я непонимающе покачала головой, сминая в пальцах салфетку.
— Но как же… это же её дети, а не кто-то посторонний. Нет, я не понимаю… — я хмуро надвинула брови, борясь с разношёрстными мыслями в голове.
— Думаю, она бы не сделала то, что сделала, если бы общество не пренебрегало ею.
— Но ведь она поступила аморально, что ж тут удивляться?
— Душа моя, а кто из нас хоть раз в жизни не поступал аморально?
Я задумалась, и в голове вспыхнул тот самый вечер. Ошеломлённые глаза одноклассников, когда Гаррет… он… чёрт, какой позор!
— Я… я очень понимаю эту Анну… — я сложила на столе руки и устало опустила на них голову. — Но прощаться с жизнью из-за какого-то осуждения, тем более оставив детей… это слишком.
— Вот и я о том же! — Корбатов удовлетворённо вздохнул. — Смысл как раз в том, что пора менять все эти глупые устои. Пора жить, а не бояться сделать что-то не так.
Я, пленённая какой-то вмиг пришедшей в голову мыслью, подняла на него глаза и застыла. А ведь и правда, если бы я тогда умерла, кому бы от этого стало лучше? Все бы через несколько дней забыли, что случилось, а я бы больше никогда не увидела своих друзей, не поиграла с тварями в Виварии, не полетала на метле, да вообще ничего бы больше не сделала!
Какая глупость!
Я засмотрелась на пёстрый пейзаж за окном, мелькающий и рябящий в глазах. Вокруг такая красота, столько жизни и света. Скрывающиеся в повседневности дружба, любовь, забота, а я переживаю из-за каких-то мальчишек. Юркая обида мышью прошмыгнула в сердце и затаилась там, словно боясь, что я начну вытравливать её оттуда. Может, с ней мне будет не так уж и сложно жить? Постепенно она сменится разочарованием, а затем и смирением, и тогда я задышу полной грудью.
В самом деле, ведь не я же бесцеремонно набросилась на Гаррета на глазах у всех? Он просто застал меня врасплох, а Себастьян… он пусть думает обо мне, что хочет, сам не лучше! Вероятно, обнимается по углам со своей Самантой…
Я, преисполненная воодушевления и непонятно откуда взявшейся уверенности, принялась болтать без умолку с профессором обо всём и ни о чём одновременно.
Когда прозвучал первый гудок, оповещающий о приближении к платформе Хогсмида, я быстро похватала вещи и первая вывалилась из купе, готовая вылететь из поезда на ходу.
Я не поверила своим глазам, когда экспресс стал снижать скорость, и представилась возможность отчётливее рассмотреть стоящих на платформе людей.
— Душа моя, ну что ж вы встали как вкопанная! — профессор тщетно пытался обойти меня, но я со своим чемоданом перекрыла и без того узкий проход, стоя в полнейшей оторопи. — Выходим, а то уедем обратно в Лондон!
Он встряхнул меня за плечи, и я встрепенулась, выпрыгивая на сырую после дождя платформу. Навстречу мне весело шагал не кто иной, как Себастьян.
Студёная земля под ногами тотчас исчезла и уплыла куда-то далеко-далеко, а сама я парила в воздухе или же проваливалась в мягкие облака. Тело потеряло всяческую опору, и я присела на корточки, делая вид, что застёгиваю туфли, на которых, кстати, нет ни одной чёртовой застёжки!
Голова закружилась, а перед глазами заплясали прохожие, деревья, дома вдалеке и очертания замка. Тёплые руки Себастьяна подхватили меня за локти и потянули вверх, и от этого прикосновения захотелось сжаться в комок и покатиться по рельсам прямо под поезд.
— Всё
