— Все вместе и в полную силу! — рявкнул я. — Не жалей гадину!
Вместо концентрированного луча ударил широким снопом — вреда меньше, зато Щедрина не задену. От столь яркого сияния бестия выбросила добычу и попыталась спрятаться за дерево, но утонула по пояс в разверзшейся под корнями яме. Земляная пасть тут же схлопнулась, надежно удерживая цель, а Гессен, помня об изворотливости и мощи бабки, без сомнений и сожалений окутал ее огнем. Я же добавил в ревущий водоворот золотого тумана, и после минутной прожарки старуха окончательно испеклась и заголосила:
— Хватит! Умоляю, пощадите!
Как говорится, великая сила и тает быстрее. Сколько бы вражина не хорохорилась, а против трех чародеев долго выстоять не смогла. То ли возраст сказался, то ли мы разошлись на всю катушку из-за опасения грядущих перспектив. Так или иначе, отпускать каргу без обязательств никто не собирался, и я потребовал с нее честного слова:
— Клянись служить нам, а не то испепелим!
— Клянусь! Всем, что мне дорого!
Мы развеяли магию и обступили бабку с трех сторон. Та почти не изменилась внешне, только кончики волос опалились, да морду покрыла копоть, так что особых угрызений совести никто не испытывал.
— Довольны? — с грустью и укором проворчала упыриха. — Будь я красивой молодкой, как ваши дворянки, вы бы так со мной не поступили… Вы бы на коленях предо мной ползали, чтобы я вашей кровушки отведала…
На сморщенных веках заблестели слезы, и мне даже на миг стало ее жаль, но я не позволил себе поддаться на эмоции, которые вполне могли быть фальшивой игрой.
— Ты давай на жалость не дави — не разжалобишь, — ответил я. — Уговор простой: помогаешь пробраться во дворец и идешь на все четыре стороны.
— А зачем это вам во дворец? Вы случаем не шпионы какие? Я, может, императора и не шибко жалую, но другого мне не надо.
— Мы не шпионы. И ничего дурного не замыслили. И вообще не выделывайся тут — не в твоих это интересах.
— Врешь! — выпалила пленница, а я ощутил легкое головокружение и слабость в ногах. Тело перестало подчиняться, а меня самого будто вынули из него, перемешали и засунули в череп на правах стороннего наблюдателя. Нечто подобное уже доводилось испытывать — именно так влиял на людей вампирский гипноз. — Вижу, что врешь! Замыслили недоброе дело! Кому-то навредить хотите, что-то у него украсть! Небось секреты важные и тайны государственные! Не буду вам помогать, шпики иноземные! Хоть пытайте, хоть убейте, а родину свою не предам!
— Пожалуй, возьму свои слова обратно, — выдохнул Герман. — С вурдалаком и правда проще, хоть у него мозгов вообще нет.
— Слушай, уважаемая. Да, мы хотим кое-что украсть, но от этого никто не пострадает. Проверяй.
Бабка нахмурилась, сверля меня цепким взглядом.
— Допустим, так и есть. Но пока не скажете точно, что и у кого задумали спереть — с места не сдвинусь!
— А то ты можешь… — фыркнул Щедрин и чуть усилил нажим.
— Не надо, — жестом велел ослабить хватку. — Ладно, твоя взяла. Мы — женихи, прибыли на отбор. Хотим взять на память исподнее принцессы.
Старуха уронила челюсть, несмотря на врожденный дефект челюстей, вытаращила зенки и посмотрела так, словно мы хотели убить Анну, надругаться над трупом, а потом съесть. Никогда не думал, что на жутком лице упырихи может проступить столь ярко выраженная смесь отвращения, ненависти и страха.
— Ах вы извращенцы поганые! Да как вам в головы такое могло прийти?
— Это мы-то извращенцы?! — Щедрин в недоумении всплеснул руками. — Ты себя вообще слышишь?
— А что я? Я ни у кого ничего не краду и зла не делаю!
— Ага, — я усмехнулся. — Только вот село, где ты кормишься, зимой с голоду вымрет. Потому что мужики вместо работы к тебе бегают.
— Да ну ее к лешему, — Гессен сплюнул. — Пойдем за вурдалаком.
— Не спеши. Нам в любом случае придется разобраться с этой бедой. Шутки шутками, а холопов надо спасать. Если не хотите мараться, сделаю все сам.
И для пущей наглядности выпустил из ладони сверкающую иглу — этакий мизерикорд для единственного смертельного удара.
— Ну-ну, полно вам, полно! — бабка затряслась, глядя на заклинание. — Трусы так трусы. Чай в них пароли и шифры не прячут, так что ничего страшного не случится.
— Другой разговор, — улыбнулся и подмигнул. — Но если попробуешь снова дать заднюю — прикончу на месте. Договорились?
— Д-да…
— Тогда прошу за нами.
Когда вернулись к баркасу, на нас свалились сразу три проблемы. Во-первых, с такой тушей было тесновато даже не в самой маленькой лодке. Во-вторых, старуха ныла, что не вытерпит так долго торчать на солнце — к счастью, на корме нашлись обрывки сетей и старый парус, из которых удалось соорудить импровизированную накидку. Ну а в-третьих, Щедрин просто не сумел оторвать корыто даже на метр, хотя наша цель находилась на высоте четвертого этажа.
— Перевес большой, — парень и сам изнывал от жары, траты сил и объятий чудовища.
— Может, часть земли убрать? — предложил немец.
— Может. Но тогда не дам гарантий, что вообще взлетим.
— Давайте пробовать. Уже полдень — еще опоздаем.
— Это вас Свет карает, — пробубнила бабка из глубины драного капюшона. — Ибо затеяли бесстыдство.
— Ты откуда вообще такая праведная взялась? — спросил я, выгребая грунт обломком весла.
— А вам-то что?
— Да так, любопытно. Редко встретишь дикого вампира, что так добр к людям — пусть и по-своему. Кто знает — вдруг получится помочь?
Спутница тяжело вздохнула и после недолгих колебаний ответила:
— Таськой меня звать. Всю молодость отработала шлюхой в портовом борделе. Когда же перестала привлекать даже старых моряков, перевелась в подсобные работницы. Постряпать, прибраться, постирать — и все в таком духе. Так и жила долгие годы…
— Кажется, получилось, — Щедрин надул красные щеки, изошел потом, но сумел подняться в воздух, мы полетели в направлении замка под неспешный рассказ попутчицы.
— А однажды забрел к нам пожилой мужчина — строгий, осанистый, но сильно потрепанный судьбой. Ну точно капитан с разбитого корабля. На девок даже не смотрел, попросил выделить ему отдельную комнату и обеспечить уход — платил очень щедро, так что хозяйка согласилась. В порту много всяких подозрительных типчиков шныряет — может, прятался от полиции или кредиторов. Нам-то какая разница — главное, чтобы отстегивал вовремя и дебошей не устраивал. А ухаживать за ним взялась я — остальные девчонки более доходными делами занимались. Поначалу странный постоялец молчал, как рыба, потом перебросился парой фраз, а где-то через месяц мы вроде как даже подружились. Он оказался очень умным, начитанным, за словом в карман не лез, да и обходился со мной как с человеком, а не с грязью. В общем, я влюбилась, как малолетка. Уж не знаю, что нашло — обаяние у него невыносимо чарующее, как у волшебника.
