Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
– Чего же тут непонятного? Интересно получается. Я-то все думал: откуда взялась эта традиция? А оно вон как: просто древнейшая педагогика. Куда более эффективная, чем более поздние попытки…
– Ни фига. Педагогика, – с неожиданным пафосом говорит цыганенок, – это совсем другое. Это тысяча и один хитроумный совет: как искалечить маленького человека, перелепить чужое творение своими корявыми лапками, подогнать его, как сказали бы сейчас, под удобный для самих «педагогов» формат. А я тебе не про «педагогику», а про настоящее обучение толкую… Впрочем, ты и сам понимаешь.
Киваю. Предпринимаю очередную попытку одолеть свой чай. Еще один глоток мне наконец-то удался. Ай да я.
– В какой-то момент стало ясно, что такие эксперименты идут на пользу, мягко говоря, не всем участникам. Выяснилось, что чуваки, чью судьбу скармливали детишкам, чувствуют себя, как гнилой зуб под новокаиновой блокадой, так и живут. Но это тебе и без меня известно.
Снова киваю. Меня сейчас, честно говоря, собственные телесные ощущения куда больше беспокоят, чем его речи. Тошнит почему-то слегка, и во рту как-то неестественно сухо. И глотать трудно. Воды, что ли, попросить?
Стакан воды появляется возле моего локтя как бы сам собой. Может, чудеса, а может, и новый местный сервис: чтение мыслей клиентов на расстоянии, чтобы с меню не морочиться. Я бы, честно говоря, не слишком удивился…
Мелкими глотками пью воду; искренне ликую, обнаружив, что это, оказывается, совсем не сложно. Парнишка тем временем продолжает меня развлекать.
– В ту пору – тысяч двенадцать лет назад, чтобы ты примерно себе представлял, когда дело было, – и появились этические, так сказать, ограничения. Знакомая тебе традиция одалживаться судьбой исключительно у того, кто на нее досадует. Якобы брать только то, что владельцу все равно не нужно. Принцип лукавый и лицемерный. Ясно ведь, что минута слабости у всякого может случиться. Ничего особенного в этом нет. Пока человек жив, все всеможно; думаю, ты сам не раз убеждался, что ограбленный тобой нытик в дальнейшем не раз показывал себя с наилучшей стороны.
Ну да, ну да.
– Тем не менее этот надуманный принцип был возведен в Правило. Нынешние накхи небось и в страшном сне его не нарушат, а ведь когда-то брали без зазрения совести всякую жизнь, что под руку подвернется… Ладно, проехали. Ты и сам все понимаешь, не маленький. А я совсем о другом хотел тебе рассказать. Фишка в том, что с древних времен параллельно вашему воровскому ремеслу существовало… Ох, нет, с этой телегой я, пожалуй, не справлюсь. Придется вернуть чувиху в сером. Ты не против?
Пожимаю плечами. Дескать, какая, к чертям собачьим, разница? Правда ведь, никакой.
– …С древних времен высшей формой мастерства накха являлось искусство охоты за несбывшимися вероятностями, – говорит моя давешняя собеседница.
Она уже тут как тут, подносит к губам пиалу с чаем, морщится недовольно: остыл. Но на сей раз термин настораживает меня куда больше, чем метаморфозы ее облика. Несбывшееся, значит. Ага.
– Если можно, – говорю, – подробней, пожалуйста. Не понимаю.
– Можно, можно. Затем-то я и тут… Хотя, по правде сказать, мне кажется, что вы отлично все понимаете… Ну да ладно, объясню, если хотите.
Красивая, к слову сказать, женщина. Просто это не сразу бросается в глаза. Неброская внешность, но чрезвычайно привлекательная. Шея длинная – вон какой ворот свитера высокий, а ведь едва до половины ее прикрывает. И руки на удивление хороши, несмотря на небрежно остриженные ногти… Господи, о чем я думаю?!
– Всякий человек, – флегматично объясняет она, – настоящий кладезь несбывшихся судеб. Вот сами подумайте, как могла бы сложиться ваша жизнь, если бы 4 июля 1975 года ваш отец не пошел бы на море с друзьями, а, скажем, отправился бы домой и, переходя дорогу на красный свет, угодил бы под маршрутный автобус? Были бы вы сиротой, а это, как известно, совсем иная участь и другие перспективы. Не обязательно, к слову сказать, худшие, просто – иные. Впрочем, такие вещи вы и сами прекрасно понимаете… Отец под автобусом – ладно, это крайность. А если бы тремя годами позже вы, скажем, не поссорились бы с девочкой Милой, из-за которой начали ходить в театральную студию? И не бросили бы актерские занятия, а, напротив, продолжили бы их, добились бы успеха, стали бы мечтать о театральном училище, провалились бы на первом же туре, зато на следующий год… Можно не продолжать, да?
Ухмыляюсь понимающе:
– Ну да, конечно. Таких мелких развилок в каждом дне моей жизни по несколько штук. Но то же самое можно сказать обо всяком человеке, разве нет?
– Вот именно! – она поднимает к потолку указательный палец и глядит на меня со значением. – О том и речь. Вместо того чтобы проживать чужую, скучную жизнь, лишая людей и без того микроскопического шанса воспользоваться ею, чтобы закалить и отшлифовать собственный дух, можно просто собирать алмазы, которые валяются в пыли под ногами. Их там столько, что и пыли-то не видно… Всякий человек – ходячая сокровищница, кладбище дивных сюжетов, которые, увы, не станут даже достоянием небесных писцов: вряд ли кто-то из них пишет Книгу несбывшихся судеб.
– Вы хотите сказать…
Я начинаю понимать, к чему она клонит. Голова кругом от таких перспектив. Неужели?..
– Неужели такое возможно? – спрашиваю вслух.
– Есть еще один Знак, – мягко говорит женщина. – Кроме древнего Знака, который дает нам возможность ускользнуть от власти времени, есть второй, который позволяет преодолеть границу между сбывшимся и несбывшимся. Я, как вы понимаете, намерена передать его вам – а зачем бы еще нужна была наша светская болтовня?.. Но учтите, в этом деле может быть лишь один подопытный кролик: вы сами. А если потом, паче чаяния, захотите продолжать – что ж, возможно, вас утешит тот факт, что ваши развлечения никому не причинят вреда. Напротив, лишь окончательно и бесповоротно расставшись с собственным несбывшимся, человек получает уникальный шанс прожить жизнь во всей полноте. Он будет, можно сказать, безупречен – не в поступках, а в восприятии. А все его несбывшиеся судьбы останутся в вашем распоряжении навсегда. Очень удобно: вот, к примеру, внешность и прилагающуюся к ней личность можно менять хоть по дюжине раз на дню. Отличное, между прочим, развлечение! Но, как вы сами не раз говорили своей ученице: пока не попробуешь, не узнаешь… Вы готовы попробовать?
– Не знаю, – говорю. И после долгой, томительной для меня самого паузы снова: – Не знаю.
На самом-то деле все еще хуже. Ладно бы, просто «не знаю». По правде сказать, я ощущаю сейчас настойчивое шевеление давно позабытой вожжи под хвостом, неописуемое искушение не блеять нечто вежливо-невразумительное, а замотать головой, сказать: все это чрезвычайно интересно, да-да, но, на мой вкус, – ерунда, дикость, глупость, чушь; был бы под рукой словарь, я бы еще больше синонимов подобрал, все вымороченное богатство русского языка призвал бы на помощь по такому случаю, не сомневайтесь.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
