входил в зал. Сейчас Напель посылала его наверх. А этот верх находился так высоко, и до него надо подниматься по лестнице…
Иван, как часто у него в последнее время случалось в самые, казалось бы, неподходящие моменты, неожиданно для себя отвлёкся и решил прикинуть высоту лестницы, но ничего не получилось. Он помнил одно: спускались они невероятно долго, но, сколько именно времени и полных оборотов совершили вокруг центрального столба, он даже не мог представить. Сто метров вглубь, а может быть, километр… Впрочем, вниз бежать — это не подниматься.
О чём это я?..
— И вот ещё что… — строго и безапелляционно начала Напель, дабы что-то сказать ещё Маклаку, но внезапно поперхнулась.
Стена над входом осветилась ровным голубоватым светом, и на ней появилось изображение моложавого лица Пекты Великого.
Маклак рыкнул и проворно, припадая на ногу, задом отступил к двери и скрылся в ней. Не хотел, чтобы его заметил бывший господин.
«Трус несчастный!» — определил Иван.
Вся жалость к нему пропала.
Но и люди Напель поспешно натягивали маски или прикрывались капюшонами и отворачивались.
Можно было сделать вывод — они не были уверены в своей окончательной победе. Пока что хозяином в замке оставался, по-видимому, Пекта Великий. Захват Творящего Время ничего ещё не решал.
— Напель… — укоризненно проговорил Пекта; в глазах его затаилась печаль.
Неравный поединок
Напель яростно вскинула перед собой руки, сжатые в кулаки. Не оборонялась, а наступала.
— Что тебе надо? Что? — крикнула она истерически изображению Пекты. — Я не хочу тебя видеть! Не хочу!
— Напель, дочь моя…
— Не смей! Не смей так меня называть! Я не твоя дочь, а ты мне не отец!
— Ты моя дочь. Дочь родная, — грустно и неторопливо проговаривал каждое слово Пекта, будто безнадёжно уговаривал маленькую девочку, и при этом знал о тщете своих усилий наставить её на путь истинный. Глаза его полнились слезой. — Ты, Напель, просто выросла и забыла, что ты моя дочь, а я твой…
— Ты лжёшь! Господи! Ты как всегда лжёшь. Ложь — твоё естественное состояние… А я теперь знаю всё. Понимаешь, всё! И то, как ты обманул моего отца, создателя Творящего Время, и украл его у него. Как ты его унизил и уничтожил. Всё знаю! Ты соблазнил мою мать! Она умерла от тоски и бессилия перед твоей ложью. Ты моего отца выбросил в Прибой. Ты!.. Ты убил его там. Ты убийца! Убийца моих родителей!
Лицо Пекты исказилось, уголки красивых губ опустились, вытянув щёки и обозначив скулы. Они так были похожи друг на друга — Пекта и Напель. Оба они были явно не англосаксами, в них текла, возможно, восточная кровь.
— Одумайся, Напель, дочь моя, — так же мягко и настойчиво продолжал говорить Пекта. — О чём ты говоришь? С чьих губ в твои уши проник этот яд недоверия ко мне? С чьих слов ты говоришь?
— А-а! — воскликнула Напель.
Она бесновалась. Расхаживала рядом с пультом из стороны в сторону и на каждое выражение доброжелательности Пекты, она словно выплёвывала свои реплики, построенные так, чтобы как можно больнее ранить того, кто называл её родной дочерью.
— Ты сам обманщик и оттого везде ищешь обман. Тебе не понять, что его нет. Нет! Но есть правда! Не ты, а мой истинный отец Дэвис поистине великий человек. Это он — Дэвис Великий, а не ты. И о том помнят ещё те, до кого ты не добрался и не убил, и не отдал на потеху Анахору. Об этом помнит и Творящий Время, детище моего отца Дэвиса. Творящий Время мой брат, потому что я от плоти, а он от разума Дэвиса Великого. Вот она — правда! Спроси Творящего Время, и он тебе скажет то же самое.
Пекта прикрыл глаза узкой ладонью. Помолчал, ожидая, когда полностью стихнут звуки, рождённые в зале от резких, громких выкриков Напель. Он передвинул ладонь, разведя пальцы, к щеке.
— Нет, моя дочь. Всё, что ты здесь наговорила, — чушь! Это я тебе говорю, твой отец. Дэвис никогда не любил твою мать, хотя она и считалась его женой. Мне не хотелось ворошить прошлого, но знай, дочь моя… Твоя мать ненавидела Дэвиса. За хвастовство, за пренебрежение ею, за тупость и трусость… Это она выбросила его в Прибой. Она! Твоя мать! Выбросила задолго до того, как ты родилась. Твоим отцом был я… Поверь мне, моё дитя. Поверь! И между нами исчезнут все стены, разделяющие нас. А Творящий Время… Он знает тебя со дня рождения. Это твоя мать настояла, чтобы я наладил контакт между тобой и им. А Дэвис…
— Я не верю тебе! Слышишь! — кричала Напель, но в её голосе ощущалась растерянность и колебания.
— Я слышу тебя, дочь моя. Я тебя слышал и понимал всегда. Но почему в тебе вдруг возникли подозрения ко мне и твоей матери? Зачем это тебе нужно?
Настойчивая уверенность Пекты делала своё дело. Однако Напель была крепким орешком. Она быстро справилась с собой. Мгновениями позже в её тоне стали преобладать жёсткие нотки. Она опять обретала убеждённость в том, что высказывала:
— Ты меня… Ты меня тоже вынудил уйти в Прибой. Твои подручные дурмы устроили за мной охоту, чтобы я как обычный Подарок досталась Анахору. Но ни им, ни тебе не удалось лишить меня разума ни в первый, ни в последний раз. И я решилась. Я решилась!.. Я решилась, проклятый лжец Пекта! Оттого я здесь, как видишь. Стою за тем пультом, у которого ты, забавляясь, играл судьбами людей. Отсюда мановением руки ты выбрасывал неугодных тебе в Прибой. Где сейчас твои товарищи, друзья и единомышленники? Ты почти всех их уничтожил. Ты убил Прибоем моего отца! Ты убил мою мать! Ты сам умрёшь там! Понял!? Я, Напель, дочь Дэвиса Великого, проклинаю тебя! Так вкуси Прибоя и умри, как умерли мои родители!
— Остановись! Не делай глупостей! Подумай, дочь!..
Действие затягивалось.
Причины его зародились, наверное, ещё задолго до образования Пояса, сейчас оно переживало кульминационный всплеск. Казалось бы, всё уже было сказано, выяснено — и должна наступить развязка.
Но Напель пошла по второму кругу. Она, наверное, не решалась сделать то, что собиралась, посылая угрозы Пекте. Возможно, неуверенность в своей правоте или страх за предполагаемое деяние удерживали её от последнего шага.
Люди, пришедшие с нею, отступили под дверь и теперь с явным нетерпением наблюдали за словесной перепалкой.
— Я не дочь тебе. И не называй меня так! Мой отец Дэвис! Колин Дэвис! — заклинала она, будто искала
