отзывали по три — пять женщин.
— Куда их ведут? — спросила я свою соседку, которая явно была в этом месте уже не в первый раз.
— Ну, ты же знаешь, как бывает, — устало протянула та. — Нас должны проверить на гонорею и еще на что-нибудь, что они там ищут.
Я в ужасе отпрянула. Грейс заплакала. Рядом рыдала девушка лет шестнадцати.
— Я отстала от брата, — подвывала она. — Помогите мне его найти!
Охранник не проявлял к ней никакого сочувствия, а мы с Грейс были слишком напуганы своей судьбой, чтобы утешать ее.
— Не бойся! — с трудом двигая языком, произнесла наконец Руби. — Садись сюда.
И она подвинулась немного, давая девушке место.
— Попробуй улыбаться им, и, может быть, тебя отпустят. — Она, казалось, была в каком-то трансе. — Если это не поможет, попробуй начать писать письма. На это уйдут месяцы, может, даже годы, но со временем ты выберешься из лагеря.
Нет ничего более удручающего, чем компания разговорчивого пьяного, который еще и не понимает, где находится.
Спустя пару часов подошедший к решетке охранник бросил:
— Эй, вы, трое! Узкоглазые! Ваша очередь.
Мы с Грейс помогли Руби встать и пробрались сквозь мягкие теплые тела и невыносимый запах к выходу.
Нас привели в смотровую, посреди которой стоял стол с гинекологическими подставками для ног. Он выглядел так зловеще, словно принадлежал демонам из потустороннего мира и предназначался для пыток.
Я попыталась было объяснить нашу ситуацию доктору, но меня сбила с толку Руби, которая замерла в подозрительной неподвижности, положив руку на бедро и замолчав.
Доктор посмотрел в свои бумаги, потом на нас.
— То, чем вы занимаетесь, противоречит женской природе. Вы должны быть замужем…
— А я и так замужем, — вклинилась я. — И мой муж сейчас сражается во Франции.
— И вы ведете себя подобным образом?
Он смотрел на меня так, словно я была самым отвратительным существом на планете.
— Начальник медицинского управления назвал венерологические заболевания огромной угрозой для обороноспособности нашей страны, и я с ним согласен.
— Это не имеет к нам отношения, — возразила я.
Он фыркнул и покачал головой.
— Вы, дамы, уже пали ниже некуда. Когда я найду то, что ищу, вас отправят в надлежащее учреждение для лечения. Итак, кто первый на осмотр?
Мы с Грейс посмотрели на стол, потом друг на друга. Я уже рожала, и этот осмотр будет для меня не первым.
— Мне нечего бояться, — сказала я дрожащим голосом.
Сняв трусики, я забралась на стол и руками удерживала юбку на месте. Доктор опустился на стул на колесиках и стал подкатываться ко мне, пока его голова не оказалась под моей юбкой.
— Ну что же, теперь эта тайна раскрыта, — мерзко хихикнул он. — Хоть ты и узкоглазая, твоя щель ничем не отличается от других.
Следующей была Руби. Она так плохо выглядела, что могла испугать медную фигурку обезьяны. Волосы всклокочены, косметика размазалась, а на одном глазу наполовину отклеились накладные ресницы. Для меня она была воплощением женщины, переживающей тяжкое горе, но доктор принял ее за нашего идейного вдохновителя.
— Мне даже не надо осматривать тебя, я и так знаю, что у тебя найду. — Губы его брезгливо поджались, но тон выдавал какое-то болезненное удовольствие. — Такую насквозь больную, как ты, надо держать взаперти до окончания войны.
— Ну и что? — Руби попыталась пригладить волосы и поправить помятые гардении. — Меня уже задерживали. Подумаешь, новость.
Она сказала одно, но доктор услышал совершенно другое. И результат вышел однозначно неприятным.
Он грубо осматривал ее, тыкая и вороша инструментами. Раз за разом Руби вскрикивала от боли. К этому времени мы с Грейс плакали, уже не скрываясь. Мне до паники хотелось вернуться к Томми.
Грейс с ужасом дожидалась своей очереди. Снимая трусики, она всхлипывала. Когда она забралась на стол, к ней подкатился доктор со своим стулом.
— Буква «V» азбукой Морзе, — заметил он, разглядывая рисунок на любимой юбке Грейс. — «V», что значит «Девушка Победы»! Ха! Никогда раньше такого не видел.
— «V» значит «Победа», — пробормотала Грейс, когда начался осмотр.
Мы должны были находиться в камере в течение семидесяти двух часов, пока не придут результаты анализов. За это время наши ряды пополнились новой партией женщин.
Грейс все время говорила о моей доблести.
— Ты такая храбрая, Элен. Ужасно храбрая!
Ну, у меня уже был подобный опыт.
Спустя восемь часов Руби начала приходить в себя, хоть вместе с сознанием к ней пришла и жуткая дурнота с головной болью. Я поняла, что она вернулась, когда она спросила:
— А вы взяток им еще не предлагали?
Молодец она, наша Руби. И, как оказалось, мне понадобилось всего лишь десять долларов, чтобы получить возможность позвонить в гостиницу. Спустя десять минут мы услышали, как Джек Мак ругается с сержантом у входа в участок, а тот его спрашивает:
— А ты кто, их сутенер?
Джек выскочил из участка и вернулся со своими детьми, женой и Томми.
— Эти женщины путешествуют со мной. И они находятся под моим покровительством. — Вот это новость! — Вот наша афиша с программой, которую мы показываем в «О’Эйт». И как вы прикажете мне устраивать по три представления за вечер без них?
— Кричите, сколько вам будет угодно, — ответил сержант. — Но закон есть закон, и он существует для того, чтобы наставить этих дамочек на путь истинный, если они с него сошли.
Позже, в середине того же дня, когда Томми пора было обедать, охранник сообщил новости, переданные по радио: Гитлер совершил самоубийство. Все девяносто человек в камере сначала взволновались, а потом так же быстро успокоились. У всех были свои заботы.
На следующее утро нескольких женщин выпустили, но около дюжины сиделиц были отправлены в специальное учреждение. Они не могли сопротивляться или как-то оспаривать происходящее с юридической точки зрения.
Пришел Джек, принес нам поесть и рассказал, что у Томми все в порядке, а также пообещал, что он нас отсюда вытащит. Он даже привел с собой менеджера клуба, чтобы тот поговорил со старшим офицером, но «правила есть правила», и нам пришлось ждать.
Грейс держалась на удивление хорошо, а у Руби было отвратительное настроение. Она оплакивала гибель брата и не скрывала своего горя, «охмуряла» охранника, пытаясь выбраться на свободу. В тот вечер привезли новых женщин, и некоторые из них, как и мы, заявляли о своей непричастности к занятиям проституцией.
— Я приехала только проводить сына перед отправкой корабля!
— Мой жених сильно разозлится, когда узнает, как вы со мной обращаетесь!
Мы еще несколько раз услышали истории о том, как кто-то «отстал от брата»,
