Эльрик одним движением отодвинул Хильду к стене, закрыл собой. Клинки блеснули в руках, чтоб тут же стать невидимыми.
С Дороги… могло прийти что угодно.
Как доброе, так и бесконечно злое.
Оно, это бесконечно злое – залитое кровью, страшное, – огляделось по-волчьи, сверкнув желтыми глазами из-под отросшей челки. Хмыкнуло, оскалившись:
– Князь… об этом в твоей книжке не написано.
В правой руке – нож, по лезвию которого еще расплывается красное, резко пахнущее. И эта рука поднимается – бурые пленочки крови отслаиваются с хирургических перчаток.
В жесте нет угрозы. Только неслышная даже для самого Волка просьба о помощи.
– Дай сюда. – Эльрик шагнул вперед. Забрал нож.
Хильда метнулась из-за его спины. Не обращая внимания на кровь, на запах, вгоняющий в дрожь, молча, отчаянно обняла явившееся перед ними чудовище. Волка. Вальденского демона. Черного…
– Я тебя лучше сама убью, – она зарылась пальцами в серые волосы, целовала, не разбирая, лоб, щеки, изумленные глаза, безответные губы, – в следующий раз… лучше сама! Попробуй только исчезнуть…
Эльрик подбросил нож на ладони, пожал плечами и вышел из кабинета. Третий там был явно лишним. Любой третий, кроме Эрика фон Геллета.
Право, есть что-то ненормальное в отношениях этой троицы. Женщина вносит сумятицу даже тогда, когда, казалось бы, все решено, разграничено и поделено. Но о чем он говорил? О чем не написано в книжке? И в какой именно?
Зверь не ожидал такой встречи. Но он и прямиком в личный кабинет Хильды попасть никак не рассчитывал. Большая удача, что там оказался Князь – кто бы мог подумать, что неожиданную встречу с Князем придется считать удачей? – большая удача, что он не стал задавать вопросов, забрал нож и ушел.
Вместе с ножом.
Что избавляет от необходимости объяснять, каким образом блудному демону, недо-Кощею, удалось покинуть Землю.
Удалось вернуться в Саэти.
Нет, насчет последнего Зверь и сам ничего понять не мог. Он собирался выйти на Дорогу – тем единственным способом, действенность которого ему гарантировали на Земле, – и вроде бы он как раз на Дорогу и вышел. Только не задержался там ни на миг. Его как будто подхватило воздушным течением, завертело, и – пожалуйста – вышвырнуло пред очами Хильды, как есть – с головы до ног в детской крови.
Хильде на кровь оказалось наплевать. В этом она вся: ей главное, чтобы кровь чужая. Не Эрика… и не Зверя. Сейчас она злится, сейчас она счастлива и не торопится разомкнуть объятия.
Зверь и сам не спешил ее отпустить.
Хильда…
Все надежно и все правильно. Он дома. В его руках женщина – чужая, но родная, настолько, насколько это возможно для человека. Неужели это она вызвала его с Дороги, притянула к себе – вернула в Саэти? Неужели это из-за нее он вернулся, сразу, как только сумел преодолеть притяжение Земли?
Все может быть.
Эрик появился очень скоро. Похмыкал. Принюхался и ухмыльнулся уголком рта:
– Верен себе. Ни дня без крови. Отправляйся в свои покои и приведи себя в порядок. Мы ждем тебя в эльфийской гостиной. Хильда, распорядись насчет чая для этого… трезвенника.
– А для тебя насчет чего распорядиться? – Хильда с легким недоумением взглянула на испачканный в крови рукав и нахмурилась.
– И для меня – насчет чая, – вздохнул Эрик. – Надо быть ближе к подданным.
…Семь месяцев его не было. На Земле прошло семь дней. Получается день за месяц. Впрочем, соотношение временных потоков может изменяться. Не в том дело.
У каждого из старогвардейцев было жилье в замке Рогер – на случай войны, на случай любой чрезвычайной ситуации. Его покои за семь месяцев так и не были законсервированы.
Его ждали. Все это время. Верили, что он вернется.
Домой…
Он вернулся.
Он вернулся?
Он вернулся?
Вопросы были.
Вопросы задавал Эрик. Вопросы задавала Хильда.
Ответы были не всегда. А те, что были, Зверь предпочитал оставлять при себе.
Пока он смывал с себя кровь и переодевался, в Рогер примчался Гуго. И этот вечер, и немалую часть ночи они провели вчетвером. В извращенном подобии семейного круга.
Что за грязь в мыслях?
Почему?
Это один из вопросов, на который не хочется искать ответ. Хотя, конечно, придется.
– Как там было? – Это спросила Хильда. Внимательная, чуткая Хильда, всегда тонко чувствующая любую напряженность.
Любую.
Зверь ухмыльнулся. И услышал свой голос:
– Весело, Хильда. Очень весело.
Он сказал правду. Терпеть не мог врать. Может быть, лучше было промолчать, но молчать придется о многом, о столь многом, что от маленькой и незначительной по сравнению с молчанием правды никому не станет хуже.
На Земле было весело. На Земле так быстро терялось все человеческое.
Он убивал людей, априори считал врагами всех, а потому кормился без зазрения совести. И ему это понравилось: понравилось убивать в таких масштабах. Его искали твари, каждая из которых по отдельности, явись она сюда, заставила бы поволноваться даже всемогущих Мечников. А он водил их за нос в одиночку и вынуждал действовать так, как ему нужно.
Гордился собой?
Нет. Вообще никак себя не оценивал.
Веселился. Развлекался.
Боялся, да. И если бы не страх, ни за что не ушел бы из того мира.
Князь прав – он стал сильнее. Гораздо сильнее того Зверя, которого когда-то застрелили при попытке к бегству.
Империя Вальден. Поместье Рауб. Месяц даркаш
Напади Казимир сейчас на такого Зверя, и лежать бы ему в ущелье Зентукор со сломанной шеей. Зверь разучился разговаривать. Он вспомнил о том, что нужно стрелять.
В сущности, не так уж это было и плохо. Задевать перестали сразу. А летал он еще лучше, чем раньше.
Процесс очеловечивания пошел по кругу и завершился там же, откуда начался. Смешно было вспоминать, как менялся когда-то, и боялся этих перемен, и спорить с ними не хотел. Не хотел, потому что… потому что тот, новый, совсем иной взгляд на жизнь и людей нравился. Стыдно было признаться, но ведь нравился. Когда думаешь не только о себе. Когда дорог кто-то, кроме себя. Когда – не один.
Сейчас было смешно.
В нем потихоньку накапливалось глухое раздражение. Но Блудница заставляла забыть о плохом и Гуго… Риддин…
Это счастье, что он есть – Гуго фон Рауб, Риддин, сын Волка. Его сын. Родившийся, чтобы жить, а не для того, чтоб принести себя в жертву.
