Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Пришлось вмешаться: Я уезжал не из бывшего, а из самого еще настоящего Советского Союза. Было, знаете ли, такое государство рабочих и крестьян. Гречку продавало гражданам. И сгущенку раз в квартал.
— Хорошо, хорошо, помним. Мы все оттуда. Все приехали по еврейской линии. Ага, вот оно — мы типичные иммигранты-евреи. И они действительно чего-то от нас хотят… Чего?
— Я еврей наполовину, а вы, Марк?
— На две трети.
— Так не бывает.
— Бывает. На свете все бывает, бывают евреи на две трети и на четыре, а бывают только на одну. Терпеть не могу этнического сюсюканья.
Утром пришел бугай Петр, выдал нам шесть бутылочек Колы и грамм шестьсот немецкого черного хлеба. Сводил в туалет. Подождал нас у выхода и отвел назад в клетку. Запер. Прежде чем ушел, заметил многозначительно:
— Сегодня, гниляки, вас ждет камуфлет. И посмейте только закукарекать или рожи скорчить, пришибу!
Борис еле слышно прошептал:
— Кишен тохас.
Зашел и старлей, раздал нам зубные щетки, мыло, полотенца и отвел в душ. Попросил поторопиться. Попытку Бориса втянуть его в разговор пресек решительно. Сказал, что придет через двадцать минут и повезет нас подышать свежим воздухом.
— На экскурсию! Форма одежды парадная, — пошутил старлей и нехорошо улыбнулся, показав залезшие один на другой передние зубы.
Борис сострил:
— На экзекуцию?
Марк парировал:
— На эксгумацию. Слюнявчик прихватите, господин Каневский, а то горлышко простудите… Камуфлетец случится изрядный!
— Зубные щетки выдали, значит, сегодня не расстреляют, завтра же покрыто мраком неизвестности, — заметил Борис, вздыхая.
— Не завтра, так послезавтра. Для того и выдали, чтобы успокоить, а сами… пиф-паф… из бесшумного пистолета… и вы в раю, геноссе «Если-кто-то-кое-где-у-нас-порой».
— Вечно вы язвите, а у самого небось штанишки мокрые.
— Зато у вас они всегда сухие.
Обнаружил на краю поддона мою верхнюю одежду, зеленую куртку мешком, черную вязаную шапку, кожаные перчатки и тяжелые зимние ботинки, которые мы с Марикой купили прошлой зимой в Линденцентре на распродаже. Натащил все это на себя… и провалился в прошлое. А там все розовое. Розовая Марика хохочет и тащит меня в дурацкий магазин. Я надеваю розовые ботинки на розовые ноги.
Где-то ты теперь моя бедная старушка? Хоть бы какую весточку получить. Что, если не успела на корабль и застряла во Франции? Может, французы тебя назад в Германию вытолкали, и ты бродишь где-то в Шварцвальде бездомной сукой? Милая моя, жизнь с тобой была такой скучной, а без тебя так тяжело.
…
Старлей и Петя отвели нас к выходу из подвала. Там ждал военный джип с пулеметом на крыше. Всезнающий Марк пробурчал:
— Батюшки, Тигр!
Бугай услышал и откликнулся:
— Молчать, Штейн! Горб продырявлю.
Вот оказывается, какая у Марка фамилия. Ювелирная.
Почему горб? Ах да, Марк сутулый, как все худые высокие евреи. На вид Марку лет тридцать… носатый… глаза печальные, как у пса… до боли знакомый тип. Моя противоположность.
Нырнули в пахнущие казармой недра Тигра. Старлей сел за руль, бугай Петя — рядом с ним. Помчались. Через узкие боковые окна мало что можно было разглядеть. А вид вперед загораживала огромная спина бугая в камуфляжной куртке. Видели только огонь, обоняли гарь… слышали редкие взрывы.
Через полчаса Тигр остановился. Мы вышли. И очутились перед воротами Мемориала советским воинам-победителям в Трептов-парке. Марк заметил индифферентно:
— Удобное место для расстрела. Можно тут же и закопать.
Петя опять взорвался:
— Не бзди, тебя к героям не положат! У нас для гниляков другие места найдутся. На мусорке.
Затем наставил на нас автомат и сказал:
— Ну все, поперли, жиды. Шевелите ластами!
Мы пошли сквозь ворота. Моим друзьям по несчастью было явно не по себе. Боря грыз от страха ногти, странно дергался и покашливал. Марк смотрел вниз, сутулился и играл желваками. Мне было все равно.
Дошли до первого монумента. Скорбящая Родина-мать… С длиннющей косой на голове. Как у Тимошенко. Там нас ждал человек с камерой. И два солдата. У одного на плече висели два гранатомета, подствольный, немецкий и наш родной, РПГ, легендарная «семерка», с которой нас познакомил на занятиях по военной подготовке подполковник Яблоков, у которого ужасно пахли ноги и часто шла из носа кровь, у другого несколько упаковок-мешков с гранатами.
Старлей раздал нам зачем-то черные береты солдат танковых войск бундесвера, приказал надеть и скомандовал оператору:
— Бери группу жидов в кадр! Рожи снимай, чтобы потом узнать можно было. А вы не лыбьтесь, козлы, тут вам война, а не гулянки!
Потом взял у солдата немецкий подствольник, вручил Борису и гавкнул:
— Целься в памятник! Не бойсь, не заряжен… Камера, бери в кадр жида с пушкой! Рыло покажи и палец на спуске и фигуру. Заснял? Хватит. Теперь остальные. Штейн, бери гранатомет! Так… У этого паяльник крутой, бери в кадр, подчеркни горб. Хватит. Теперь ты, жирный, давай, быстрее. Ухо крупначом, как у Баниониса. Так… Хорошо, теперь делом займемся.
Старлей отдал немецкое изделие солдату и взял родной РПГ, зарядил его кумулятивной гранатой, глянул в прицельное устройство, протер его, передал гранатомет Каневскому и приказал:
— Ну, дядя, давай, лупи вон по солдатам. Ну, по памятникам, козел. Выбери одного и лупи. А не выстрелишь, так тебе больше не жить. Петро, целься ему в затылок. На размышление даю двадцать секунд. Объектив, приготовься, и жида, и знамя бери. Начинаю отсчет. Двадцать, девятнадцать…
Несчастный Борис поднял на счет десять тяжелую железную дудку с кеглей на конце, беспомощно дернулся несколько раз, закрыл глаза и так, вслепую, выстрелил. Граната попала в правый треугольник, взрыв был сильнее, чем я ожидал. Статуя скорбящего солдата не пострадала, только верхушку гранитного знамени откусила граната. Старлей внимательно просмотрел заснятые оператором кадры, что-то ему сказал, тот закивал. Борису пришлось стрелять еще два раза. Потом гранатомет взял в руки сам старлей. Ухитрился сбить правую статую с первого выстрела. Оператор снимал только взрыв.
Второго солдата и знамя за ним снес четырьмя выстрелами Марк. Когда он стрелял, в его лице показалось что-то библейское. Скорбь и покорность судьбе.
Затем все пошли к площадке между поверженными знаменами. Оттуда предстояло стрелять мне. По солдату с девочкой на руках.
Одно дело смотреть на других, другое — палить по памятнику самому. После того, как Бугай приставил дуло автомата к моему затылку, я попытался сосредоточиться. Собрал в себе все разбросанные по углам сознания советские гадости и мысленно вложил их в эту фигуру с оловянной рожей повара… камера шарила по моему лицу… Я прицелился и выстрелил. В глаза мне плюнуло дымом и огнем. Отдача была не сильна.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
