— Так и быть. Но пеняй на себя, если это окажется шуткой. — И он обратился к часовому: — Ступай разбуди лорда Ротбери. Остальным возвращаться по местам.
Настойчивый голос часового вырвал Руфуса из глубокого забытья. Он моментально поднялся и протянул руку за штанами.
— Что случилось?
— Меня послал начальник стражи, милорд. Мы поймали пленника, сэр, он выскочил из замка и плыл через ров. Капитан хотел его допросить, да только тот твердит, что вы его знаете.
— Как интересно, — заметил Руфус, торопливо одеваясь. Действительно, перебежчик из замка Грэнвилл мог оказаться интересной штучкой. И он поспешил к палатке начальника стражи, которого спросил с едва ли не радостной улыбкой: — Что здесь случилось, капитан?
Посреди палатки, пошатываясь, стояла Порция. Руфус мигом разглядел ее мокрую насквозь одежду, разбитую губу и синяк на скуле.
— Что, черт побери… — сердито воскликнул Руфус и обернулся к капитану: — Что это за дьявольщина?
Капитан невольно поежился — ему стало не по себе под яростным взглядом графа Ротбери.
— Милорд, мы захватили его, когда он пытался переплыть ров. Часовые видели, как он вылез из какой-то потайной норы. — При этих словах выражение лица Руфуса стало меняться, и капитан продолжил более уверенно: — Он сказал, что вы его знаете, милорд.
Но Руфус уже не слушал капитана. Он обернулся к Порции: волевое лицо словно высечено из гранита, в глазах — мертвая пустота.
— Что тебе понадобилось в замке?
Порция машинально пощупала губу. Пальцы стали липкими от крови.
— Мне нужно было повидать Оливию и Фиби. — Она не пыталась возмущаться и выворачиваться и решила сразу выложить всю правду. Однако чуткое сердце тоскливо сжалось: Руфус больше ей не верит, он утрачен, утрачен навсегда…
— Как ты оказалась внутри? — Ни его голос, ни лицо не выдавали каких-либо чувств. Словно он никогда не имел ни малейшего интереса к тому, кого допрашивает, и добивается исключительно информации.
— Там есть потайная дверь, — с отчаянием призналась сна. — Я узнала о ней, когда жила в замке.
Так вот она, причина его смутного, неясного беспокойства! И Руфус возомнил, будто все встало на свои места. Она знала про дверь, знала с самого начала и ни слова не сказала ему. А ведь осада давным-давно закончилась бы, имей он возможность пробраться в замок по потайному ходу! Но Порция намеренно это скрыла. И ее молчание можно было объяснить одной-единственной причиной…
О, теперь он не сомневался, что с самого начала был обманут! Порция принесла чрезвычайно ценную информацию, чтобы заставить поверить в свою преданность. Грэнвилл не пожалел всех своих богатств — так ему нужен был соглядатай в отряде Руфуса. Такая простая приманка — и он на нее клюнул! Раз в жизни он позволил себе утратить бдительность — и вот, пожалуйста, проклятые Грэнвиллы мигом выставили его на посмешище!
Напускное безразличие изменило Руфусу, и в его голосе загремели демоны гнева — казалось, он вот-вот лопнет от ярости.
— Ты пользовалась этой дверью с самого начала осады. Ты постоянно шныряла туда-сюда, чтобы повидаться с родными, сообщить им новости и утешить. Хотел бы я знать, что Като сказал про…
— Нет! — выкрикнула она. — Нет! Ничего этого не было! Это было в первый и последний раз. Руфус, я не предавала тебя! Я просто хотела повидать подрут. Вот и все.
— Прошу прощения, милорд, что-то я ничего не понял, — вмешался капитан. — Стало быть, это один из ваших?
Руфус грубо сорвал с Порции шапку.
— Нет, — равнодушно обронил он. — Она не из моих людей — просто прибилась к отряду.
— Ну да, ну да, — понятливо закивал головой капитан. — Женщины легкого поведения — не новость в военных лагерях, вот только эта оказалась так странно одета… Впрочем, на такое пугало вряд ли позарятся даже солдаты — скорее всего она действительно пыталась воевать. — Но все же вы считаете, что она шпионила?
— Пожалуй, — по-прежнему равнодушно подтвердил Руфус. — Причем делала это не в первый раз.
— Нет, неправда! — отчаянно выкрикнула Порция. Она все еще не могла поверить, что Руфус так просто отдаст ее на растерзание этому капитану… да еще заклеймит как полковую шлюху. — Руфус, ты же знаешь, что этого не могло быть!
Он пропустил ее слова мимо ушей.
— Ты ведь не отрицаешь, что пробралась в замок через потайной ход?
— Нет.
— Как не отрицаешь и то, что такой поступок делает тебя сообщницей врага?
— Оливия и Фиби не враги… — Однако ее голос погас — бесполезно, он ни за что не поверит в ее искренность. Да еще при таких обстоятельствах…
— Стало быть, ты побывала в том проклятом замке. Среди врагов… — Руфус надменно выпрямился и взмахнул рукой. — Ты присягнула на верность делу Декатуров — и изменила присяге.
Порция замотала головой, чувствуя пульсирующую боль в распухшей губе и щеке.
— Руфус, пожалуйста…
— Ты отнесла что-нибудь тем, в замке? — Его грубый голос скрежетал, словно напильник по металлу.
— Только фрукты, — растерянно прошептала она. — Я подумала, что они страдают от жажды. — И тут обнаружилось, что Порция сама себе вынесла приговор.
— И тем самым предложила помощь и поддержку гнусным мятежникам, посягнувшим на нашего короля, — как по написанному определил капитан. — Это государственная измена, которой занимается высший суд!
— Как я мог быть так слеп? — Руфус отрешенно смотрел на Порцию. — Ведь ты же из Грэнвиллов. А значит, яд порока и предательства у тебя в крови. — И он отвернулся, брезгливо отмахнувшись от нее.
— Государственных изменников судит только высший суд, милорд, — повторил капитан. — Ее следует отправить в королевскую ставку для допроса!
— Руфус… — Порция умоляюще простерла руки. Нет, он не может просто взять и оставить ее! Не может!
— Я не в силах тебе помочь, — так же брезгливо бросил он через плечо. — Ты сама себя приговорила. — И он решительно вышел из палатки.
Порция завороженно смотрела на полог, за которым скрылся Руфус. Не может быть, чтобы весь ее мир вот так рухнул — внезапно, безнадежно и, главное, без видимых причин. Однако солдаты грубо связали ей руки и вытолкнули из палатки в ночь, навстречу жестокостям и ужасам заключения, пыткам и допросам при дворе в Йорке и позорной виселице, уготованной для изменников. Воображение рисовало все эти жуткие картины, от которых стыла кровь. От такой несправедливости Порции хотелось кричать, но от страха язык прилип к нёбу.
Тем временем пленницу подволокли к дереву примерно в ста ярдах от капитанской палатки и усадили там, туго примотав веревкой к стволу. Другой веревкой солдаты связали ей ноги и так оставили — беспомощную, связанную, мокрую и дрожащую — дожидаться рассвета.
