— Значит, во мне осталось еще что-то неразгаданное?
— Да, мистер Шакспир.
— Превосходно, а то я уж было обеспокоился.
Мне нравится ваш настрой, сэр.
— И мне ваш нрав тоже по вкусу. Приходите, мистер Холл, к нам в гости. Уверен, что мы найдем, о чем поговорить, кроме медицины.
— Спасибо за приглашение. А сейчас вам надо отдохнуть. Всего доброго, сэр.
— Отдохнуть? Дудки! — подмигнул ему Уилл.
— Ты бы присмотрелась к нему, — сказал он Сью, когда Холл ушел, — Мне он понравился.
— Мистер Холл прав, ты неисправим.
— А я тебе говорю, он — нашей породы. Присмотрись и выходи-ка за него замуж.
— Отец!
Пятого июня 1607 года Сюзанна Шакспир вышла замуж за Джона Холла, искусного талантливого врача, ставшего другом семьи.
Прошло еще пять лет, и 29 июня 1613 года, во вторник, во второй половине дня произошло событие, навсегда возвратившее Уильяма Шакспира в Стратфорд-на-Эйвоне.
В «Глобусе» в тот вечер «Слуги короля» давали «Генриха VIII». Сэр Генри Воттон, придворный, подробно описал, что произошло во время спектакля: «Король Генрих устраивает маскарад в доме кардинала Булей, его выход сопровождается пушечной стрельбой; попавшая на крышу бумага или еще какой-то материал подожгли солому; сначала показался просто дымок, на него зрители не обратили внимания, увлеченные пьесой; все вспыхнуло, и огонь побежал по стенам, будто цепь, и в течение часа уничтожил весь дом до основания».
Никто из зрителей не получил телесных повреждений, кроме ожогов у одного человека, который отважился войти внутрь, чтобы спасти ребенка.
Закопченные, взмокшие актеры смотрели на угли, пепел и обломки, дотлевающие там, где пятнадцать лет они жили, предаваясь любимому делу, — в доме, отвоеванном и отстроенном ими с такой страстью и надеждой, с такой любовью.
— У тебя дома что-то осталось? — спросил Бербедж. Он говорил о пьесах.
Уилл покачал головой.
— Вообще ничего? — переспросил Ричард.
— Все было здесь. После ее… — он осекся, — сонеты и те куда-то пропали. Поэтому я все принес сюда. Все. Какой я болван! Олух!
Все тексты пьес, копии и списки ролей — самое ценное и дорогое, что давало театру жизнь, исчезло навсегда.
— Все придется восстанавливать по памяти. Боже! Это невозможно! — простонал он.
До того, как пьесы стали издавать для продажи, хранить или держать рукописи вне театра было не принято. Уилл и Виола выписывали каждую роль на свитки — длинные бумажные полосы. Актеры носили их при себе, заучивая текст. Авторская рукопись становилась «Сценической книгой», в которую вносили поправки, адаптируя текст для сцены. Все пьесы принадлежали театру, становясь его собственностью. После отъезда Виолы Уильям все, что оставалось, отнес в театр еще и потому, что в 1609 году обнаружил пропажу папки с «Усилиями любви», оставленной ему сестрой. В том же году он увидел сонеты, изданные пиратским способом — «Шейк-спиры. Сонеты»[182] было на титульном листе. Он винил себя за то, что не уберег, что позволил ворам открыть всему свету сокровенные истории и песни их любви. Как вымолить прощение? Когда сгорел «Глобус», Уильям даже подумал, что это возмездие.
— Театр можно восстановить, — утешал его Джек Эджерли.
— Пустое. Пора ставить точку, Джек. Все пропало. Человеческая память недолговечна. Феникс улетел. Так, видно, должно быть.
— Не падай духом, Уилл. Напиши ей о случившемся. Она никогда не бросала тебя в беде.
Он оторвал ладони от лица.
— Нет! Нет! Ни за что!.. Ты говорил, что виделся с Томом.
— Он приезжал в апреле и жил здесь два месяца. А ты в это время был в Стратфорде и запретил писать тебе.
— Да, — сказал Уилл. — Судьба.
В конце лета и всю осень 1613 года «Слуги короля» гастролировали в Фолкстоне, Оксфорде, Шрусбери и Стратфорде. Уилл оказался в родном городе, можно сказать, вовремя. Его дочь, Сюзанна, подала в суд на соседа, Джона Лейна, за клевету. Он распространял слухи, что она «вела себя дурно с Рейфом Смитом», иными словами, спала с Рейфом Смитом. Уильям успел на слушание. Подумать только — история повторяется! Ужели и впрямь молодым сильным умным веселым женщинам с его внешностью, одной с ним крови, носящим его фамилию, на роду написано отстаивать свою честь от мерзких обвинений. Он вспомнил о том, что произошло в 1582 году с Виолой, незадолго до появления Сью на свет. Ей-богу, мир не меняется и люди вместе с ним! Дело приобрело такое звучание, что слушалось в Вустерском епархиальном соборе. Джон Лейн в суде не появился и не был допрошен. Сюзанна Холл выиграла процесс, а Джона Лейна отлучили от церкви. Или все-таки он меняется — этот мир?
Весь следующий, 1614 год, Уильям провел в Стратфорде. Ему исполнилось 50. Еще через год, он, назначив Джона Холла, своего зятя и друга, доверенным лицом, несколько раз ездил в Лондон оформить бумаги и навестить старых друзей. От Джека он узнал, что корабли капитана Хартли вновь приходили в столицу.
— Они оба здоровы, — сказал Джек.
Уилл улыбнулся и кивнул. Он знал это. Ни расстояние, ни годы не отняли у него способность чувствовать ее и что с ней, где бы она не была.
23 апреля 1616 года, когда им с Виолой исполнилось пятьдесят два, он пожелал ей прожить еще ровно столько счастливых лет, сколько она провела в трудном и долгом пути к нынешней своей жизни. Прикинув, он улыбнулся — ровно тридцать пять.
Он пошатнулся и опустился в кресло. Тишина и свобода разливались в сердце, вдруг забившемся сильно, как в молодости, и тут же переставшем биться. В этот день он родился. В этот день он ушел — дальше.
Над холмами, над долами, Сквозь терновник, по кустам, Над водами, через пламя Я блуждаю тут и там!..[183].
Та, кто дважды играла царицу фей в паре с ним в роли Оберона, нарушая традиции и установления театра, принадлежащего только актерам-мужчинам, писала ему письма, стойко и терпеливо переживая разлуку, и просила, сохраняя их в сердце, сжигать.
Первую итальянскую весну она провела в блаженном ничегонеделании. Вернее, все время было заполнено непривычными для нее делами. На нее теплой мягкой лавиною лился солнечный свет, ароматы незнакомых цветущих растений и незнакомые звуки. Приходилось привыкать к местной моде, манерам, вкусам и нравам, прислушиваясь к языку, доныне знакомому ей только по книгам и по говору итальянцев, появлявшихся на улицах Лондона. Чета Артелли, как называли их, переиначив имя по-итальянски, была принята в обществе, тем более что Тома знали давно, а его красивая, остроумная и ни на кого не похожая жена всем пришлась по душе своим добрым и открытым нравом. Временами Том уезжал по делам во Флоренцию и Верону и брал жену с собой. Верона восхитила ее, Флоренция ошеломила. Но сердце свое она отдала Венеции с ее лучезарными водами. Венеция представлялась ей раковиной, наполненной жизнью, переливающейся всеми оттенками своего перламутра. Прожив в холодной северной стране, Виола, имея возможность сравнивать, изумлялась щедрым дарам, полученным от Создателя жителями этого благодатного края, и тому, что сами они об этом не догадывались.
