Он лишь надеялся, что маленькая Гончая, так безошибочно поразившая его в самое сердце, сумеет услышать и понять нечто иное. Что, не будучи готовой к чему-то большему, сможет хотя бы простить и принять его уже не как врага, а как друга. Хотя бы в качестве друга, чтобы потом… быть может, даже через пару веков, которые у нее тоже впереди, хотя она об этом не подозревает, увидеть в нем нечто новое. То, чего он не предлагал никому до нее. То, что сейчас ей было бы трудно принять, но позже, если он будет терпелив и осторожен, если сумеет помочь и первым сделает шаг навстречу… если будет настойчив и нежен… быть может, она поймет, что сейчас вместе с родовыми клинками и перстнем он предлагал ей себя. Свою жизнь, свою силу и свое сердце. Все, что имел и чем дорожил. И был в этом как никогда искренен.
Что она выберет? Что решит? Как рассудит? Странно, но будущего он больше не боялся. И вообще ничего не боялся, даже того, что его древний род безвозвратно угаснет. Он лишь надеялся, что ему позволят остаться рядом, оберегать ее, надеяться и ждать. Терпеливо ждать, как когда-то ждала она, но быть готовым к тому, что его время, несмотря на все усилия, может никогда не настать.
— Ты сумасшедший! — неслышно прошептала Гончая, чуть ли не с ужасом уставившись на коленопреклоненного бессмертного.
«Нет, — кротко возразил он. — Я просто тебя люблю».
— Так скажи это!
— Что? — Таррэн неверяще вскинул голову: Белка смотрела на него с такой досадой, что у него снова екнуло сердце. А она глухо застонала:
— Ну почему у всех эльфы как эльфы, а мне, как назло, попался бракованный? Почему ты не хочешь увидеть? Почему ни Торка не смыслишь в узах? Талларен бы уже давно понял, у него хватило бы догадливости, чтобы сообразить, а ты… именно ты почему-то так и не додумался, что некоторые вещи надо сказать вслух!
— Белка!
— Что?
— О чем ты говоришь?
— О том, что ты дурной нелюдь, склонный к самобичеванию! Который вдобавок слишком много думает, но почти всегда — не о том, о чем надо! А когда нужно говорить, упорно молчит, как на допросе! Сколько еще тебе надо времени, чтобы сказать, что любишь?! Сколько веков, чтобы ты перестал говорить это про себя?!
— Ты что, слышала?! — похолодел от жуткой догадки эльф.
— Конечно! Как я могла не слышать, когда у тебя такие громкие мысли!
— Боги… — Он судорожно сглотнул, понимая только то, что пропал и, кажется, сейчас сгорит со стыда. — И давно?
— С тропы, дурень! Неужели забыл, кто тебя укусил тогда? А? Забыл, как накладываются кровные узы? Господи, кто тебя только учил?!
Тропа!
У темного эльфа невольно вырвался полный ужаса стон.
Боги! Она ведь в самом деле поранила его недавно! В слепой ярости цапнула, а он даже не вспомнил про это! Как и про то, как она тогда кашляла и пыталась выплюнуть изо рта «эту гадость»! Хоть и не осознавала себя, хоть и сравнялась в тот момент по бешенству с кровной сестрой, а все равно почуяла и попыталась исправить положение, да, видно, не смогла и все-таки сглотнула пару крохотных капелек. И после этого… Бездна! Как можно было не подумать об этих новых, прочных, чуть ли не пожизненных узах, на которые он бы никогда не решился сам? Тех самых узах, что были у него с братом, отцом, со всем родом! Да она же слышала все, о чем он думал! Знала, что чувствовал! На что надеялся, что ненавидел и кого так полюбил…
Таррэн опасно покачнулся и горестно прикрыл глаза: «Да как же так вышло, что я причинил ей столько боли, хотя поклялся, что никогда этого не сделаю? Как вышло, что она стойко терпела мои дурные мысли? Ни спрятаться от них, ни уклониться! А я думал много… Торк! Да все время думал только о ней! И на заставе, и потом… Святые небеса! Выходит, она всегда знала, что я рядом?! Когда бегала на тумбах с Элиаром и ехидно хмыкала, уверяя, что рядом нет ни одного… ха-ха, человека! Не намекнула даже, что в тот вечер, в тот утомительный вечер на тренировочной площадке возле нее было два эльфа! И каждый из них хотел бы многое ей сказать, но если Элиар рискнул сыграть в открытую, то я…»
— Ты прав, — тихо прошептала Гончая, медленно опускаясь на пол напротив него и не коснувшись ни предложенных мечей, ни перстня. — Ты прав, я знала… с того самого дня все слышала. Чувствовала, где ты и что с тобой. И это было трудно.
Бездна! Не зря ему казалось, что она читает его мысли! А она просто знала… с самого начала знала и ни дня не прожила без того, чтобы не услышать его тихий голос в своей голове.
— Прости…
— Я чуть с ума не сошла от твоих… вопросов! — рассерженно отвернулась она. — Пришлось изворачиваться и рассказывать обо всем, что тебя интересовало, Элиару, чтобы ты перестал мучить меня и себя! А как иначе, если ты не спрашивал?! Что мне было делать?!
— Господи… Я не хотел! Никогда не хотел, чтобы это вышло так!
— Знаю, — буркнула Белка, так же неожиданно остыв. — Все знаю, но я сержусь не из-за этого. Даже не на то, что ты постоянно думал не о том, о чем надо… хотя, признаюсь, порой мне было интересно… особенно в Лабиринте, когда ты так разозлился, что даже летящий нож не заметил…
Эльф едва за голову не схватился, но Белка вдруг отпихнула от себя его родовые клинки, присела совсем рядом и, приподняв его горящее от стыда лицо, неслышно шепнула:
— Я сержусь из-за того, что ты так и не понял, остроухий: не только я тогда тебя укусила. Тогда, на тропе, у самого выхода. Неужели ты до сих пор не увидел очевидного? Неужели я впервые в тебе ошиблась, а? Неужели ты настолько слеп, что я сижу тут и уже просто не знаю, как сказать о том, что мы давно связаны? И я… совсем не против.
Таррэн оторопело уставился в бездонные глаза, в которых плескалась необъяснимая печаль и странное понимание. Сочувствие. Досада. Сомнение. Неуверенность в том, что это следовало говорить. Но вместе с тем — и отчаянная решимость сродни прыжку в ледяную воду, потому что выдержка у нее тоже была не железной. А безупречная защита, столько лет хранившая ее от чужих чувств, неожиданно дала длинную трещину.
Он мигом припомнил, как на последних шагах тропы впервые держал ее на руках. Как бережно прижимал к груди, отгоняя накатившую нежность и стараясь не вдыхать ошеломительный запах ее волос. Как пришел в ужас от мысли, что она может сойти с ума и никогда больше не ощутит себя человеком. Как отчаянно искал способ привести ее в чувство, с какой дикой радостью увидел подсказку Карраша и с какой безумной надеждой вцепился в ее шею. Зубами. А потом с силой сжал, надеясь, что это поможет.
Эльф резко вскинул голову, неожиданно осознав, что действительно чувствовал ее все это время, безошибочно находил даже в гуще Проклятого леса. Следовал за ней по пятам, сам не понимая, почему и зачем. Мудрое сердце все время пыталось открыть ему глаза на эту простую истину, но он не хотел видеть. И упорно старался не замечать, что начал понимать ее гораздо лучше, чем кто бы то ни было. В том числе Урантар, Гончие и даже погибший Сар’ра! Просто потому, что возникшие между ними в тот день узы были двусторонними! И Белка тоже оказалась с ним связана прочнее, чем с любым иным существом! Сразу это поняла, но, не желая рисковать, до сих пор молчала. Боялась стать уязвимой, опасалась того, что ушастый нелюдь сумеет воспользоваться этим преимуществом. Она вынудила его забыть тот миг краткого единения. Сумела оставить одну-единственную связующую ниточку, вела его за самый кончик все эти дни, следила каждый день и каждый час, а сама оставалась недоступной, как раньше.
