Маленькому Яну сказали, что мама утонула, когда купалась в море. Это сообщение сделал дедушка, предварительно посадив его к себе на колени и дав в руки большой очищенный банан. Бабушка сидела напротив на диване и утирала платочком слезы.
Ян откусил кусочек банана, подавился, и вдруг его вырвало прямо на дедушкину пижаму.
— Я же говорила тебе: этого делать нельзя, — сердитым голосом выговаривала дедушке бабушка, хлопоча вокруг Яна. — Ложись повыше, Ванечка. — Она подложила ему под голову большую прохладную подушку. — Сейчас все пройдет, мой милый зайчонок.
— Зови меня Яном, а не Ванечкой. Мама всегда называет меня Яном. Я вырасту и буду похожим на дядю Яна. Бабушка, почему ты плачешь? Неужели ты веришь, что мама утонула — она так хорошо плавает. Дедушка нас обманул. Зачем он это сделал?
И мальчик укоризненно посмотрел на бабушку, словно она была виновата в том, что дедушка сказал неправду.
Павловский ходил из угла в угол гостиной, тяжело ступая по ковру босыми ногами. «Но ведь ребенку нельзя сказать правду. Я не имею никакого морального права сказать ему правду, — думал он. — Кто из него тогда вырастет? Но почему он мне не верит? Взрослые люди и те поверили, а этот паршивец не верит».
Когда Ян наконец уснул под длинную сказку про людоеда и смышленого Мальчика-с-пальчика, которую бабушка читала ему из толстой затрепанной книжки, Павловский, ожидавший жену на кухне за чашкой крепкого чая, сказал, едва она показалась на пороге:
— Хлебнем мы с ним. Ой же и хлебнем. Но ничего. Только бы Бог дал здоровья, а там справимся. Он у тебя больше ничего не спрашивал про мать?
— Нет. Но он тебе не поверил. Вот увидишь, будет расспрашивать отца, а Димка наверняка выложит все, как есть.
— Да я его, подлеца, в бараний рог скручу.
Павловский сердито сверкнул глазами.
— Не скрутишь. Знаешь, что он сказал мне вчера, когда я привезла ему продукты? — Татьяна Алексеевна растерянно смотрела на мужа, как бы прикидывая, стоит ему говорить или нет.
— Как всегда, какую-нибудь побасенку в солдафонско-мидовском стиле.
— Да нет. Он сказал, что нисколько не осуждает Машу и сам бы с превеликим удовольствием сделал ноги из этой страны дураков. Просто ему это как-то не пришло в голову.
— Небось снова был пьяный.
— Представь себе, нет. Он потрясен до глубины души. Я, честно говоря, тоже. Не ожидала от нее такого. Вот уж не ожидала.
— А я все время жил как на вулкане с тех пор, как они с Димкой поженились. Чужая кровь. С обеих сторон чужая. Здешние дед с бабкой были из интеллигентского гнилья, ну а по линии отца вообще сплошная контра. Слава Богу, что я уже на пенсии, иначе бы сорвали погоны. Да, я вчера разговаривал с Даниловым и сказал ему как бы между прочим, что отказываюсь от этой продажной твари и…
— Васенька, неужели ты так и сказал?
Татьяна Алексеевна всплеснула руками и всхлипнула.
— И Дима давно собирался с ней развестись, но жалел сына, — продолжал Павловский, не обращая ни малейшего внимания на реплику жены. — Ведь у них на самом деле последнее время были очень напряженные отношения.
— Да, Димочка так лил, — невольно вырвалось у Татьяны Алексеевны.
— Да, пил. С горя пил. Ведь она другой раз по нескольку месяцев его к себе не подпускала. И спали они, стыдно сказать, в разных комнатах. — Павловский распалялся все больше и больше. — Подрастет Иван, и я скажу ему всю правду. Сам поймет и сделает правильные выводы. Нутро у парня здоровое, нашенское — это видно по всему. А сейчас пускай себе спит спокойно: негоже забивать детскую головку взрослыми проблемами. Вот увидишь, он очень скоро забудет про нее. И правильно сделает.
Маленький Ян не спал. Ему захотелось остаться одному и поразмышлять, поэтому он закрыл глаза, а когда бабушка спросила шепотом: «Ты спишь, зайчонок?», даже бровью не повел. Он слышал, как она закрыла книгу, выключила торшер, отошла на цыпочках от кровати и, вздохнув и что-то пробормотав, вышла из комнаты. Ян любил бабушку, но точно так же он любил и няню Варю. Это была любовь хозяина к своей собаке или кошке. Маму Ян любил иначе. И дядю Толю тоже. Не говоря уже о дяде Яне.
Те трое были его товарищами по разуму. Им можно было задать любой вопрос и не наткнуться на скучное: «тебе еще рано об этом знать» или «вырастешь и все узнаешь». Дядю Толю он уже начал забывать. Оставались мама и дядя Ян. Но дядя Ян не появлялся с тех пор, как они были с ним в цирке. Когда он спрашивал у мамы, где дядя Ян, она отвечала, что не знает, но очень надеется на то, что он жив и обязательно к ним вернется. Теперь и мама куда-то исчезла. Она улетела на конкурс в город с таинственно-прекрасным названием Рио-де-Жанейро. В этом названии маленькому Яну чудились пальмы, на которых сидели большие разноцветные попугаи, индейские каноэ, скользящие по широкой темно-зеленой глади реки, удавы, таскающие из колыбели младенцев.
— Мамочка, привези мне удава, — попросил Ян, целуя на прощание Машу. — Я приручу его, и он будет спать со мной в одной постели. Как ты думаешь, ему понравится телячья колбаса и буженина?
Маша прижала к себе сына и сказала:
— Удава не привезу — я его жутко боюсь. Привезу попугая. Сама мечтаю с детства о попугае.
И Ян терпеливо ждал, когда приедет мама с попугаем. Он умел считать до десяти. Десять дней уже прошло. Потом прошло еще десять дней. Нет ни мамы, ни попугая. Но она не утонула. Он бы чувствовал, если мама утонула. Мама была жива. Почему же она не хочет вернуться к нему?..
Он никак не мог заснуть. В доме все стихло. За окном шумели деревья и где-то далеко стучали колеса электрички. Без мамы ему неуютно и немного страшно. Пускай она редко приезжала на дачу, но он знал, что она в Москве, а это всего полчаса на машине. Теперь он даже не знает, где она. У кого бы спросить?..
Внезапно он подумал об отце дяди Яна — капитане Лемешеве. Дядя Ян всегда им очень гордится и говорит, что он кристально честный человек. Быть может, он скажет, где мама? Ну а если вернулся дядя Ян, то уж тот наверняка скажет ему правду.
Мальчик спустил с кровати ноги и тихонько прошмыгнул в коридор. Телефон внизу, в столовой. Если закрыть за собой дверь, никто ничего не услышит: дедушка спит в своем кабинете в дальнем конце холла, бабушка на втором этаже, в комнате под кабинетом.
Ян помнил наизусть номер телефона дяди. Еще он механически запомнил цифры, которые мама набирала для того, чтобы соединиться с Ленинградом. Света Ян зажигать не стал — прямо под окном столовой горел фонарь в молочно-белом колпаке. В трубке что-то щелкнуло, пикнуло. Потом послышался мужской голос:
— Вас слушает капитан Лемешев.
— Здравствуйте, дядя. Я Ян, племянник вашего сына, — слегка запинаясь от волнения, говорил мальчик. — Дядя сказал мне, что вы кристально честный человек. Скажите мне правду: где моя мама? Дедушка говорит, она утонула в Рио-де-Жанейро. Но я в это не верю.
