— А моя племянница, Тинти, — продолжала Валери, — ей было семнадцать, а ему шестьдесят девять — дальний родственник, дядя. Она тоже страшно дрожала перед ним, родила ему двух наследников, один — немой, другой умер в пятилетием возрасте. Сейчас у нее депрессия…
— Такие вещи не обязательно рассказывать Минке, — возмущенно заметила тетушка. — От ваших историй можно сойти с ума. Поторопись, Йозефа, прическа недурно получилась. Надень-ка барышне шляпу. А ты, Минка, улыбнись, не смотри так мрачно, там тысяча людей ждет тебя, а некоторые из них благодаря тебе даже обогатились сегодня. — Она подошла ко мне, поцеловала в лоб. — Радуйся жизни! Улыбайся. Мне, к сожалению, надо домой, в отель. Времени совсем нет.
— Мне тоже надо идти, — вспомнила Эрмина. — Мне ведь надо в Эннсэг, подготовить все для лотереи. В десять начинается императорский бал, ожидается пятьсот гостей. Можешь себе представить, что будет твориться?
— А сегодняшней победительнице нельзя во дворец, несмотря на то что она пополнила благотворительный фонд на две тысячи гульденов?
— Нет. Этот бал — только для титулованных особ.
— А вы, любезная принцесса? И его сиятельство? А Габор? А граф Шандор?
— Мы все там будем, разумеется.
Моя тетушка еще раз поклонилась мне:
— Не расстраивайся, Минка, в следующем году ты, как баронесса, будешь носить знаменитую диадему с рубинами и станешь самой желанной гостьей в любом дворце. А сегодня вечером ты поможешь мне с подготовкой нашей лотереи. На нашем императорском балу. Ты можешь быть там сколько захочешь. После часа ночи все придут к нам с других балов, потому что у нас веселее всех. Йозефа, Цилли, пошли со мной!
— Я еще побуду с Минкой, — сказала Валери. — Когда она отдохнет, мы вместе пойдем успокоим Габора.
— Только попробуйте, — пригрозила тетушка.
Принцесса рассмеялась:
— Не бойтесь, он не похитит Минку. Габор — хороший сын, у него нет удали моего Эдди…
— Но, Валери! — в шоке вскрикнула Эрмина.
Княгиня поднялась:
— Это шутка, дорогуша. А сейчас идите, пожалуйста. Мне надо кое-что обсудить с нашим ангелом относительно церемонии чествования.
— Но чтобы ты в целости и сохранности привела Минку домой, — уже находясь в дверях, добавила Эрмина. — Валери, я полагаюсь на тебя.
— Да-да. Не беспокойся… Так, — сказала она, когда мы остались наедине, — сиди. Через некоторое время я выйду и приведу сюда Габора, чтобы вы могли спокойно поговорить перед расставанием. Времени у вас остается немного, генерал уж об этом позаботится. — Она протянула мне руку, и я поцеловала ее. — Будь осторожна, Минка. Габор, возможно, будет изображать из себя героя, скажет, что похитит тебя, но запомни одно: никто из родственников вас не примет — куда же он тебя тогда собирается увезти?
— В трущобу, — выпалила я, опьяненная шампанским.
— Вот именно. А твое место не в трущобе. Еще раз повторю то, что тебе и без того известно: Габор полностью зависим от своего отца. У него нет никакого состояния. Более того, он и не унаследует его. Он не может содержать тебя. Не такая уж он привлекательная партия. Если он тебя похитит, это будет преступление. Его арестуют. Ты не сможешь отправиться в пансионат, на его мечте стать лейтенантом можно будет поставить точку… А Габор любит военную службу. Он прирожденный офицер. Самым большим наказанием для него было бы на всю жизнь остаться гражданским лицом. И в этом будешь виновата ты.
— Что же мне делать?
— Тянуть время. Ты должна сказать Зольтану, что его предложение очень лестно для тебя, но ты слишком молода для брака и хочешь повременить со свадьбой несколько лет. А Габору ты скажешь, чтобы он успокоился, мол, все как-нибудь образуется… — Она вдруг ласково улыбнулась мне. — Все в жизни бывает. Нужно мужественно преодолевать трудности. Кроме того, ты слишком молода. Я вышла замуж в двадцать пять, но в глубине души знаю, что и это было слишком преждевременно. Ты можешь поговорить с Габором, даю тебе на это десять минут, а потом — бегом в буфет. Мое бедное дитя, ты, наверное, умираешь от голода.
Она выпорхнула за дверь, оставив меня в одиночестве.
Через две секунды в лазарет вошел Габор. Он, по-видимому, ждал на улице. Его лицо было белым, как мел, но он держал себя в руках. Быстрыми шагами Габор приблизился ко мне, упал на колени, поцеловал мне руку и, ни слова не говоря, уткнулся в подол платья.
— Я застрелю его, — пробормотал он через некоторое мгновение.
— Габор!
— Как бы мне этого хотелось! Я ненавижу его! Я не хочу его видеть, никогда! Он предал меня!
— Он твой отец.
— Он чудовище! — Габор порывисто встал. — Давай уедем куда-нибудь из Эннса.
— Но куда?
— В Венгрию. У меня в Пусте небольшое доставшееся от матери поместье, где живет только управляющий. Скажу тебе начистоту, домик маленький и довольно убогий, комфорта никакого. Нищенское пристанище. Но мы там можем быть вместе.
— И надолго ли?
— До тех пор, пока нас не найдут.
— А потом?
— Потом сбежим еще куда-нибудь.
— Куда же?
— Что-нибудь придумаем, когда придет час. Может быть, к родителям Аттилы. Монархия велика, где-нибудь уж найдем себе пристанище.
— А ты подумал о том… что мне придется любить тебя платонически? Тебе это подходит?
Я глубоко вздохнула. Слово было произнесено. Если бы не шампанское, я бы так легко не произнесла этих слов.
— Платонически? — с нескрываемым ужасом повторил Габор. — Я полагаю, ты шутишь.
— Нет, не шучу. Я хочу, как моя тетушка, знаешь? Она тоже любит платонически. — Я выпила свое шампанское. — Пожалуйста, налей мне еще. И себе тоже. Это успокаивает.
— Я не хочу шампанского. Я хочу тебя! — Габор взял второй стул и придвинул его вплотную ко мне. — Оставь свой бокал, Минка, и слушай, что я тебе скажу. — Он взял мои обе руки в свои. — Платоническая любовь? Ты ведь сама не захочешь этого. Люди для того и женятся, чтобы быть наконец вместе наедине друг с другом. Чтобы больше никого не было рядом. Только ты и я. Минка, ты сама не знаешь, чего требуешь от меня. Нет большей пытки на свете, чем это. Не думаю, что я смог бы это выдержать.
— А ты знаешь, как рождаются дети? Как они появляются на свет? Думаю, знаешь…
— Конечно, знаю. Приблизительно. Мужчина при этом не должен присутствовать. Это сугубо женское дело, очень интимное. Но теоретически я знаю, как это происходит.
— Я тоже. Поэтому и боюсь.
— Но послушай, Минка! — Он высоко поднял меня со стула и усадил себе на колени. — Обними меня. Да, вот так… — он поцеловал меня прямо в губы. — Вот этого тебе не следует бояться. А вообще, все, как правило, происходит благополучно. Я хочу сказать, почти всегда. Кроме того, дети… это дело далекого будущего. Но представь себе, ты и я… совсем одни, целую ночь вдвоем. Нет ничего прекраснее для мужчины. А если ты лежишь рядом и я не могу к тебе прикоснуться — да от этого можно сойти с ума! Нет ничего ужаснее!
