Бернард удивленно посмотрел на него:
– А ты разве нет?
Арвид пожал плечами:
– Я долго не знал, на чьей я стороне. Пока Вильгельм был жив, я часто злился на него, потому что не мог вернуться в монастырь. Если бы у меня был выбор, я родился бы либо франком, либо норманном, но не тем, кто унаследовал черты обоих народов.
– Кем были твои родители?
Арвид прикусил губу, сожалея о том, что после бессонной ночи позволил себе сделать это откровенное признание. При дворе Вильгельма он не говорил о своем происхождении ни с кем, кроме Матильды.
– Это не важно, – быстро ответил Арвид.
Бернард не стал его расспрашивать. Они молча смотрели, как рассеивается туман, как разрывается серая небесная пелена, а за ней проступает еще бледное, но уже теплое солнце. Храп затих. Мужчины готовились к войне. Они были еще сонными, но громкие шаги и внезапно раздавшийся гул голосов вызвали всеобщее волнение.
Бернард вздрогнул. Несколько человек выкрикивали его имя, а потом подбежали к нему. Очевидно, все они были посланниками: одних отправил Харальд Синезубый, других – норманнские военачальники.
Арвид слышал не все, что они шепотом рассказывали Бернарду, но самое главное понял: норманнские воины, которые до сих пор участвовали в обмане, понимают, что датское войско находится рядом, и больше не хотят изображать дружбу с франками. Наоборот, они стремятся как можно скорее объединиться с датчанами, и несколько воинов под руководством некого Агральда уже переправилось через реку, чтобы с ним встретиться.
– Но разве еще не слишком рано? – ужаснулся Арвид.
Неожиданно лицо Бернарда расплылось в улыбке.
– Совсем нет, – ответил он. – Настало время последней лжи. Если хочешь на это посмотреть, пойдем со мной.
Чуть позже они вошли в палатку короля Людовика, находившуюся недалеко от их собственной. Снаружи она ничем не отличалась от палаток простых воинов, но внутри оказалась более уютной: земля была устлана подушками и шкурами животных.
«Кто эти люди, – невольно спросил себя Арвид, – которые во время войны берут на себя эту обязанность – не убивать, а раскладывать шкуры и подушки, чтобы перед убийством можно было хорошенько отдохнуть?»
Людовик как раз собирался одеваться. В Лане Арвид имел возможность поговорить только с королевой Гербергой, короля он сегодня видел впервые.
Фигура Людовика не внушала особого уважения, но по пронзительному взгляду голубых глаз, горделиво вздернутому подбородку и уверенным жестам было понятно, что этот человек привык командовать. Из-за рыжеватых волос и бледной кожи он выглядел невзрачным, а не представительным, но в его суетливых энергичных движениях чувствовалось дыхание юности. Очевидным было и тщеславие Людовика, которое сделает из него если не героя, то правителя, умеющего добиваться своего.
«Он мой родственник, – подумал Арвид, глядя на короля и пытаясь сохранять равнодушное выражение лица. – Мой дядя, приказавший меня убить». Если бы не Людовик, его жизнь никогда не вышла бы из привычной колеи. Он остался бы в Жюмьежском монастыре, никогда не узнал бы правду о своем происхождении, никогда не полюбил бы Матильду. Хотя Арвид не желал от этого отказываться, его ненависть возрастала, и он быстро опустил глаза, чтобы себя не выдать.
Бернард Датчанин скрывал свои чувства лучше.
– Я безгранично верен вам, мой король, – произнес он с покорностью в голосе, – но боюсь, что среди моих людей есть предатели. Несколько воинов решили перейти на сторону датчан.
– Несколько?
– Несколько сотен, – робко пробормотал Бернард.
Людовик сжал пальцы в кулак:
– Проклятье! Предатели заплатят за это кровью!
– Я прошу вас сохранять хладнокровие. Есть возможность предотвратить битву.
– И что вы посоветуете?
Бернард доверительно наклонился к Людовику:
– Я слышал, что Харальд Синезубый только что переправился через реку. Он готов вести с нами переговоры при условии, что в это время не начнутся сражения.
Арвид поднял глаза, и его ненависть уступила место злорадству. Людовик ничего не заподозрил. Он не догадывался о том, что Арвид знал уже давно: пока будут длиться переговоры и король будет думать, что он в безопасности, датские и норманнские войска окончательно объединятся, а потом совершат неожиданное нападение. Бернард часто повторял: чтобы выиграть войну, нужно не только убить врага, но и терпеливо дождаться, когда для этого наступит подходящий момент.
– Харальду действительно нужно только золото? – с недоверием спросил Людовик.
– Думаю, он обязательно упомянет о безнаказанном убийстве Вильгельма и о том, что Ричард – законный наследник Нормандии.
– Об этом вы мне ничего не говорили! – вспылил Людовик.
– Наверняка он сразу же успокоится, – поспешил заверить короля Бернард. – Его преданность мертвому человеку не может быть сильнее жадности. А Харальд понимает, что Ричард не даст ему так много золота, как вы.
Воцарилось молчание. Наконец Людовик кивнул.
– Хорошо, – произнес он. – Пригласите принца Харальда в мою палатку.
Бернард ничем не выдал своего ликования. Он тоже кивнул, а потом вместе с Арвидом и другими мужчинами вышел на улицу, отправил посланника к Харальду и стал дожидаться его прибытия.
Бернард показал на небо.
– Когда солнце поднимется высоко, мы начнем бой, – шепнул он Арвиду. – Ты не воин, садись на лошадь и уезжай, пока есть время. Все будут думать, что ты посланник.
Арвид кивнул, но особой радости не испытывал. Ему совершенно не хотелось оказаться на поле боя, но он понятия не имел, куда бежать. Спросить об этом Бернарда он уже не мог, потому что тот, увидев Харальда Синезубого, пошел ему навстречу, чтобы поприветствовать его и провести в палатку короля.
Арвид направился обратно к лагерю норманнов, стараясь не спешить. У него еще оставалось достаточно времени: пока ничто не указывало на то, что скоро начнется сражение. Наоборот, несмотря на утреннюю суету, солнце, медленно поднимающееся на ярком голубом небосклоне, а также бирюзовые воды Дива, птицы над головой и жужжание мух дарили ощущение мира.
Вместо того чтобы немедленно уехать, Арвид вошел в палатку Бернарда и подкрепился кашей. Сквозь щель в палатку попадали теплые солнечные лучи, которые создавали обманчивое впечатление, будто смертоносная битва не может начаться, пока день кажется таким добрым.
Но внезапно раздались крики, лязг оружия, стоны, вопли, проклятия и призывы к бою. Ложка выпала у Арвида из рук. Буря пришла словно ниоткуда. Пока он думал, почему воины подняли оружие намного раньше, чем собирались, речные воды, которые только что сверкали бирюзой, начали окрашиваться в багровый цвет.
Арвид находился в самой гуще боя и в то же время был лишь наблюдателем; из палатки он мог видеть все, но сам оставался незаметным. Шум сражения пронизывал его насквозь, но он сохранял спокойствие, пока не проливал чужую кровь и не терял свою. Арвид чувствовал пульс войны, но его собственное сердце, казалось, перестало биться. Когда-нибудь оно снова застучит, когда-нибудь все, что он видит и чувствует, снова будет иметь к нему отношение, когда-нибудь мир станет опять прекрасным. Но не сейчас.
