– Аноним! – позвала я его, стоя на пороге. – Известно, кто ко мне приедет?
– Боюсь, что не знаю, но сообщу, как только кто-то появится. Я сейчас на дежурстве. Сержант отправился на экспериментальные поля с некой сверхсекретной миссией в целях повышения безопасности или еще зачем-то.
«Лендровера» поблизости видно не было. Аноним сказал, что Мальчишка поехал в город, как я и подозревала.
Среди кустов живой изгороди у ворот росла черника. Я сорвала несколько ягод, желая отпраздновать начало черничного сезона и день рождения Люсьена. Я с особой тщательностью украсила ягодами глазурь на торте, в душе злясь на то, что рискую не заметить приближение гостей. Честно говоря, я не задумывалась над тем, что буду делать с тортом, когда его испеку. Теперь же представится возможность им кого-то угостить. В моей памяти невольно всплыла цитата из Книги притчей Соломоновых: «Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напои его водой». Я делила трапезу с Марком, но очень давно. Тогда все было по-другому, даже страна, кажется, была совсем другой. Я попыталась вспомнить последующие строки, но из амбара донесся звук звонка.
– Кажется, они уже здесь, – сообщил мне Аноним.
Они?
Незнакомый синий автомобиль катил по дороге. Он сделал крутой разворот под дубом и остановился передом прочь от дома, словно водитель не исключал, что придется спасаться бегством.
Кто захочет приехать на такой день рождения без приглашения? Здесь нет воздушных шариков, и мальчик не задует свечи на торте.
Дверца машины отворилась.
Вот и ответ: Марк.
Если это Марк, значит, это не Энджи, не Амалия и никто другой, кто мог бы приехать. Впрочем, кем является этот Марк и кем на самом деле не является, еще неизвестно.
Отойдя от окна, я неподвижно стояла, подобно оленихе в сумерках, которая видит, как стрелок поднимает дуло своего ружья, но не в силах пошевелиться. Часть меня воображала, что время, разбившееся вдребезги, снова собралось, словно калейдоскоп. Марк встал у калитки, сколоченной из планок, и смотрел на дом. Все выглядело вполне буднично. Сейчас он войдет в дом, распакует покупки. Я крикну ему сверху, спрошу, как дела в городе. Он скажет, что поднимется через минуту. Другая моя часть сказала, что это Марк из прошлого, а я, словно призрак, вернулась оглядеть руины.
Я всеми силами пыталась внести рациональное в то, что видела, но происходящее никак не могло относиться к настоящему. Если, конечно, он не передумал и снова меня не полюбил. Или у него есть новости, он располагает неопровержимыми доказательствами, что это я… или он… или она… Марк хочет поделиться со мной своим знанием. Невозможно ошибиться в его намерении. Именно поэтому он выбрал этот день, чтобы вернуться. В прошлом Марк никогда не забывал чужих дней рождения. В этом надо отдать ему должное. Он должен знать, что я страдаю, уже давно страдаю. Прежде эта мысль не заставила его приехать и попытаться меня утешить. Марк. Лишь бы обнять его, услышать, как он говорит, что вернулся потому, что не может без меня жить… Вот только подозрение искажало столь милую моему сердцу картинку. Правда заключалась в том, что Марк слишком долго не показывался мне на глаза. Он меня не любит. Он не перестает меня наказывать. Меня вновь начал мучить вопрос: «Зачем он приехал ко мне именно сейчас?» Мой разум, как одержимый, носился кругами между здравыми мыслями и тяжелыми воспоминаниями, пытаясь понять, чем же вызвано его неожиданное появление. Медленно в моем сознании выкристаллизовалась альтернативная версия происходящего. Люди говорят, что преступника тянет к месту совершенного им преступления. Особенно эта сила непреодолима в такие вот «особые» дни. Возможно, в этом и заключается смысл безумия. Именно Мальчишка сказал мне: «Тебе разве не кажется, что это мог быть он?»
Я присела на край кровати. Колени непроизвольно дрожали, отчего ступни слегка постукивали по полу. Сначала я слышала лишь биение собственного сердца. Затем внизу после минутного «притирания», возникающего всякий раз, когда кто-то входит в дом, послышались едва различимые шаги в кухне. А еще воздух словно бы расступился, пропуская его.
– Рут! Это я, Марк!
Он снова меня позвал, уже ближе. Теперь муж должен был стоять на нижней ступеньке лестницы. Я напряглась всем телом, сохраняя неподвижность. Казалось, мы играем в прятки: я прячусь под кроватью, а он ищет. Я за тобой иду.
– Рут! Я знаю, что ты встревожена. Я пойду прогуляюсь, а через пять минут вернусь. За это время ты должна успокоиться.
Ярость полезна, если ты животное. Она пригоняет кровь в передние части мозга. Вследствие этого животное сражается более отчаянно. Я прислушалась: Марк и впрямь вышел из дома через заднюю дверь. Из ванной комнаты я проследила, как он идет по полю, стараясь не вступить в сохнущие на солнце коровьи лепешки. Затем Марк скрылся из виду. Я знала, что смогу продолжать шпионить за мужем из окна спальни Люсьена. Я никогда туда не заходила, но на этот раз зашла. Распахнув дверь, я тремя широкими шагами добралась до окна. Марк стоял на холме. Прическа короче, чем была. Муж постукивал незажженной сигаретой по коробочке, из которой ее достал. Похож он был на незнакомца, осматривающего местность, в которой он прежде бывал. Однако все, что было прежде, давным-давно сгинуло. Справа от меня – сундучок с игрушками, позади – пустая кровать, в углу – черный полиэтиленовый пакет, в который я ни разу не заглянула с тех пор, как полицейские его мне вернули.
Довольно.
Черный полиэтилен разорвался без особого сопротивления. Я сунула руку вовнутрь, словно принимала роды у овцы. Красная футболка. Толстовка с капюшоном. Джинсы. Все чистое. От одежды пахнет не Люсьеном, а стиральным порошком. Эти вещи полицейские забрали из сушильного шкафа. Пальцы нащупали кроссовки. Я вытащила и поставила их на пол рядом с собой. Я узнала их. Они были уже маленькими на Люсьена. На липучках, а не на шнурках. Штаны. Еще футболки. Куртка с капюшоном, которая внуку не нравилась. Все, что было в одежде от Люсьена, давно выглажено утюгом. Я сильнее разорвала мусорный пакет, обнажая его уже бесполезное содержимое. Я подняла флисовую теплую футболку и зарылась лицом в лютик и пчелу. Вот это Люсьен, который покинул нас в прямом и метафорическом смысле этого слова. Да, метафора многое подразумевает. Я вдохнула отсутствие, не разбавленное никакой вторичной по своему значению болью либо здравой мыслью. Чистота момента – все, что мне нужно было, чтобы убедить саму себя, что быть убийцей я никак не могла.
– Хватит, – вслух произнесла я.
Теперь, когда одежда была разбросана по всему полу, комната Люсьена снова казалась обитаемой. Я оставила дверь распахнутой. Вернувшись в ванную, я спокойно умылась, расчесала волосы и глянула на себя в новое зеркало, которое Мальчишка повесил над рукомойником. Вид вполне сносный.
– Ты справишься, – громко заявила я своему отражению в зеркале.
Я на самом деле в это поверила. Я видела решимость в глазах этой женщины, видела, как она покусывает свою губу. Я спустилась вниз, уселась на диване в гостиной и принялась ждать. В этой комнате было чуть прохладнее, чем в других, а еще немного темнее, потому что окно выходило на восток. Хотя ладони у меня были теплыми и влажными от пота, я надела на себя маску ледяного спокойствия. Мне давно хотелось повидаться с Марком тет-а-тет, но только сейчас я поняла, зачем мне это надо.
