Но возмущение быстро сменилось другой, отрезвляющей мыслью. А если Бронуин грозит опасность? В последнее время его так беспокоило положение Ноэль, что он совсем забыл о безопасности младшей дочери.
– Я взял с нее слово не соваться туда, – нервозно продолжал Данте, – но она бывает чертовски упрямой!
Они обменялись понимающими взглядами. Неожиданно Чарли понял, кого напоминает ему Данте: его самого в восемнадцать лет. По мнению родителей Мэри, Чарли был отпетым негодяем, совратившим их дочь. Ему вспомнилась любимая поговорка матери: «Не суди о книге по ее обложке».
Чарли вскочил.
– Скорее! Поедем на твоей машине. Ты знаешь дорогу?
Вставая, Данте кивнул.
– Однажды я отвозил туда машину преподобного Клиффорда. У нее были неисправны тормоза. Везунчик! Он отделался легким испугом. – Данте зашагал вслед за Чарли через отдел новостей, где потрескивание радиоприемника, настроенного на волну полиции, создавало гнетущую атмосферу. Внезапно Данте схватил Чарли за руку и вопросительно уставился на него: – Да, а почему не на вашей машине? Вообще-то мне все равно, просто любопытно.
Чарли ответил правду:
– Мою давно пора отдать в ремонт. Двигатель барахлит.
Долгих объяснений не понадобилось. Мастерская Стэна была не единственной в городе, но считалась лучшей. Данте не стал спрашивать, почему Чарли тянет с ремонтом. Он просто кивнул и предложил:
– Приводите машину к нам на следующей неделе. Я сам займусь ею.
Поездка показалась Чарли изнурительно долгой, но на самом деле заняла не более пятнадцати минут. Данте произвел на него впечатление умением водить машину – он не лихачил, не превышал скорость и не напрягался, как свойственно новичкам. Своим «камаро» он управлял так умело, будто водил его всю жизнь, вероятно, так оно и было. Чарли знал, что таким парням, как Данте, приходится рано взрослеть. Всплыло постыдное воспоминание: ему четырнадцать лет, мать везет его в Олбани, покупать одежду для школы. У бара она остановилась «наскоро пропустить стаканчик». Само собой, она напилась вдрызг, и Чарли пришлось самому везти ее домой. И мучительнее всего было вспоминать, как судорожно он цеплялся за руль.
Данте остановил машину перед церковью, оба вышли. Ночь выдалась на удивление тихой, только стрекотали сверчки да негромко перекликались ночные птицы. Чарли огляделся по сторонам, но других машин не заметил. Неужели Бронуин приехала сюда на велосипеде? Вряд ли. Слишком далек путь до церкви, тем более ночью. Он застыдился нелепой паники. Не разумнее ли было бы просто позвонить Макси? Одноклассницы всегда в курсе дел друг друга.
«А Коринна? Ведь Мэри не знала, что случилось с Коринной».
– Обойдем церковь, – предложил он.
Они прошлись по лужайке, подошвы старых ботинок Чарли скользили по сырой траве. Хорошо еще, ему хватило ума прихватить фонарик. За церковью его луч высветил ржавую рукоятку водоразборной колонки. Должно быть, прежде на ее месте был колодец, принадлежавший еще старой церкви. Когда-то Чарли прочел материалы о пожаре, найденные в архивах газеты. Но ничего подобного здесь не случалось уже целый век. Тишина возле церкви казалась природной стихией, такой же осязаемой и чистой, как вода в колодце.
Его взгляд пропутешествовал по обнесенному оградой дворику за церковью, устремился дальше по дорожке. Чарли двинулся по ней, и, чувствуя себя глуповато, позвал:
– Бронуин! Ты здесь? Это я, папа.
Ответа не последовало. Чарли уже повернул обратно, когда его остановили мелькание тени впереди и шорох листвы – казалось, сквозь кусты продирается раненый олень. Откуда-то из темноты вынырнула темная фигура и бросилась к нему. От неожиданности Чарли чуть не выронил фонарик.
За краткую долю секунды, пока фигуру освещал узкий луч, он успел узнать походку дочери, которая так и не отучилась слегка косолапить. Ее лицо было мертвенно-бледным, обнаженные руки покрывали кровоточащие царапины.
Даже не взглянув на Данте, она метнулась к отцу. С раскачивающимся рюкзаком за спиной, в котором Чарли нащупал что-то твердое, она уткнулась ему в грудь, обхватила его обеими руками и закричала:
– Папа, папочка!
– Брон, детка, что, черт возьми…
Она не дала ему договорить.
– Я спряталась от него… в лесу… Но предупредить ее не успела… – Дыхание с хрипом вырывалось у нее из груди, голос был пронзительным, почти срывался на крик. – Папа, ты должен его найти! Он увез Ноэль!
– Брон, что это значит? – Чарли попытался отстранить дочь, но она отчаянно сопротивлялась. С тем же упрямством, которое привело ее к церкви посреди ночи, она цеплялась за отца, как перепуганная кошка. Грудь Чарли сдавила паника. – Кто увез Ноэль?
Ему ответил Данте – ровным, бесстрастным голосом:
– Мистер Ван Дорен.
Очнувшись, Ноэль обнаружила, что лежит на земле, глядя на молочно-белый слепой глаз луны. Темнота обступала ее со всех сторон. Застонав, Ноэль перекатилась на живот. От резкого движения боль прошила висок. Из глубины живота накатила волна тошноты. Ей с трудом удалось встать на четвереньки, она пошатывалась, как новорожденный теленок.
Подняв голову, она в замешательстве огляделась. Она находилась в прямоугольной яме глубиной с плавательный бассейн, примерно двенадцать футов шириной и вдвое длиннее. Где это она?
Память вернулась к ней, обдав холодом.
Ей вспомнилась оскверненная могила Бака: ужасная, разверстая яма с торчащими из земли белыми веревками корней, точно узловатыми пальцами подземного чудовища. И насмешливый голос Роберта из темноты… «С днем нашей свадьбы, дорогая!»
Каким-то чудом Ноэль удалось подняться на ноги. Придерживаясь одной рукой за сырую стену ямы, она дождалась, когда земля под ее ногами перестанет качаться. Склонив голову набок, она прислушалась. Но различила лишь отдаленный шепот ветра в ветвях деревьев. Если ее муж где-то рядом, он явно не собирался давать о себе знать.
Мало-помалу ее глаза привыкли к темноте, и она увидела, что стены ямы неровные. Если ей повезет и хватит решимости, она выберется отсюда. Но что будет дальше? А если наверху ее ждет Роберт, чтобы снова столкнуть на дно?
Ноэль покрылась холодным потом и решила, что сейчас вновь лишится чувств. От малейшего движения голова немилосердно ныла. Она опасливо ощупала опухоль на виске и поморщилась от боли. Опухоль была липкой. Отдернув ладонь, Ноэль в ужасе уставилась на испачканные кровью пальцы. В темноте кровь напоминала густую тушь.
Осознание стало подобным сокрушительному удару: психологические игры кончились. Роберт перешел к решительным действиям. Эта мысль подхлестнула Ноэль, заставила сбросить обувь. Спотыкаясь и чуть не падая, Ноэль начала взбираться по скользкой глинистой стене ямы, казавшейся неприступной, и вскоре сумела поставить ступню на твердый каменистый выступ. Изо всех сил вытянув руки, она ухитрилась ухватиться за кривой корень, напомнивший ей толстый мясистый палец. Извиваясь всем телом и напрягаясь, она повисла на корне, подтянулась на дрожащих руках, нащупывая босыми ногами опору, и наконец зацепилась за еще один корень. С мучительной медлительностью она взбиралась по стене, а видение разрытой могилы Бака неотступно преследовало ее.
