Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
Последний всплеск эмоций был в конце сентября, когда по вине Марии Георгиевны Илью чуть не ошпарило кипятком. Тогда Антон в чрезвычайно подходящей для этого обстановке сделал «красивый жест» – попросту говоря, откупился от нас с Ильей за полную самоизоляцию от нашей жизни. Наверняка он схватил в киоске первое, что попалось под руку, иначе так не промахнулся бы с размером кольца. К тому же я терпеть не могу бирюзу, меня всегда раздражал этот невнятный зеленовато-синий оттенок. Но главное, что он хотел сказать своими подарками, было сказано: я обеспечиваю вас деньгами, и ко мне не должно быть никаких претензий.
Я приняла его условия игры и дожила этот год на автопилоте: без гнева и радости, любви и надежды. Как-то вечером в середине декабря, когда мы с Ильей бродили по Ленинградскому проспекту и рассматривали светящиеся елочки в витринах, я неожиданно четко осознала, что не хочу отмечать этот некогда любимый свой праздник. Чтобы получать удовольствие от Нового года, нужно нести в него мечты, а у меня их не было ни одной. Утром первого января моя жизнь не изменится ни на йоту: я не смогу блаженно потянуться в постели, чувствуя сладкую усталость от праздника, – вскочу, как солдат по свистку командира, и побегу исполнять извечный приказ «ма-ма-ма-ма-ма».
Илье понравилось разглядывать елочки, и ходить мимо них мы стали каждый день. Посему изо дня в день мне становилось все горше и горше думать о предстоящем всенародном веселье, и как-то вечером я поделилась этим чувством с Антоном. Кажется, я сказала что-то вроде того, что готова просто проспать праздник. Не знаю, чего я ждала в ответ. Наверное, подсознательно надеялась на новогоднее чудо: Антон не мог не замечать мое убитое состояние в последние дни, а поскольку сам он пребывал в наилучшей душевной форме, то мог бы мне пожертвовать немного энергии от своих щедрот. «Да брось ты киснуть! Посадим Илью в "кенгуру" и пойдем гулять по центру. Шампанского выпьем на Красной площади!» Произнеси Антон эти слова, я была бы ему признательна на всю оставшуюся жизнь: это был единственный вариант веселого Нового года, доступный для нас обоих, и предложение повеселиться, пусть и не в полную силу, но вместе, доказало бы мне, что мы все-таки катимся по одному и тому же склону горы. Однако Антон донельзя обрадовался тому, что ему развязали руки, и тут же нашел себе подходящую новогоднюю компанию. Мне было почти не больно об этом услышать – наверное, для человека, теряющего сознание, безразличен еще один удар…
Он откупился от нас подобающим образом: машина для катания верхом – Илье и видеокассета для того, чтобы мои четыре стены казались чуть пошире. Jedem das seine! Сам он укладывал рюкзак для поездки в подмосковный лес. Мне хотелось напомнить, чтобы он не забыл презервативы, но я предпочла не добивать свое настроение ссорой. В конце концов, какая мне разница? Пусть в мире появится еще один ребенок, два ребенка, десять детей… И каждый из них кому-то не будет нужен.
За Антоном закрылась дверь. Илья катал по квартире машину. Чувствовалось, что он получает от этого процесса огромное удовольствие: ребенок налегал на высокую спинку сиденья, как пахарь, идущий за плугом, то и дело он издавал торжествующие обезьяньи вскрики. Я наблюдала за ним, сидя на диване и уронив руки между колен. Вот он – мой праздник…
В десять часов вечера, уложив Илью, я решила действительно посмотреть подаренный мне фильм, но быть свидетелем чужого счастья оказалось больнее, чем я предполагала. На середине фильма я остановила кассету и пошла в ванную комнату – промыть разбухшие от слез глаза. Что я увидела на экране? Любовь и свободу. Именно то, что не было и уже не будет доступно мне.
Возвращаясь в комнату, я решила взглянуть на Илью – не раскрылся ли он во сне. Нет, одеяло было на месте. Ребенок невозмутимо, глубоко дышал, всецело отдавшись сну. Неужели он не чувствует, какие смерчи носятся в моей душе, когда я стою рядом с ним? Ровное дыхание. Нет. Ему не передастся моя мука, когда я возьму его за руку, не разглядит он и отчаяния за обращенной к нему улыбкой. Ангел Господний, не ведающий ни добра, ни зла. Не такие ли ангелы должны сопровождать человеческие души в рай? Почему же моей душе, душе своей матери, он приносит ад на земле?
Сосредоточенное белое личико. Он устал. Он выполнил нечеловечески сложную задачу, придя из ниоткуда, без приглашения к тем, кто до сих пор отказывался видеть в нем часть своей жизни. Что ж, я могу его с этим только поздравить, любить его за это я не могу!
Задавив рыдание глубоким вдохом, я метнулась к шкафу и стала натягивать джинсы и свитер. Затем – к вешалке, за пальто. Бешено вращая ключом в замке, я не испытывала ни тени сомнения, ни капли раскаяния, одно неукротимое, неподконтрольное желание – вырваться на свободу. Я скачками прыгала по лестнице, рысью неслась по дорожкам Петровского парка к метро, словно ребенок мог каждую минуту встать у меня за спиной, схватить за шиворот и развернуть обратно. Только ворвавшись в вагон, я успокоилась и даже зло рассмеялась – он не настиг меня в последнюю минуту, на время одержала победу я!
Откинувшись на сиденье, я переводила дыхание и прислушивалась к своим ощущениям. Тревога за ребенка утоптана куда-то на самое дно души, все остальное пространство заполнено диким чувством победы, но радости, настоящей и чистой радости, нет. Что ж, возможно, она придет позднее, а пока что я чувствовала себя как сбежавший из тюрьмы преступник: я сознаю, что тюремщики оставлены в дураках, но меня трясет от возбуждения, и возможность свободно перемещаться в пространстве кажется уж слишком нереальной.
Чтобы успокоиться, я начала разглядывать своих попутчиков. В углу вагона хохочет и дурачится подростковая компания: девчонки визжат при каждом удобном случае, из карманов курток у ребят выглядывают зеленые рыльца бутылок. Я улыбнулась, представляя себе, как эта малышня будет улюлюкать под звон курантов, спешно разливая горючее по пластмассовым стаканчикам. Прямо напротив меня – чинная бабушка, по-стариковски старомодная, но опрятная, с перевязанным тесемочкой тортом на коленях. Эта бабуля меня прямо-таки умилила: должно быть, едет в гости к детям и внукам с единственным ей доступным скромным подарочком. Рядом с бабулей, словно для контраста, какие-то надутые муж и жена с полными сумками провизии – дай Бог им помириться под новогодней елкой…
Я переводила взгляд с одного попутчика на другого, и постепенно мне становилось легче – сбежавшая рецидивистка вновь ощущала себя частью человеческого общества. Люди! Никогда раньше мне не приходило в голову, какое это счастье – находиться среди людей. Слышать обрывки разговоров, замечать на лицах то улыбку, то печаль, удивленно раскрывать рот на ультрамодную стрижку или фасон… А как хорошо мне было в доме-муравейнике, где я могла запросто постучаться в любую комнату или излить кому-нибудь душу на ступеньках, ведущих в столовую! Как светло и празднично было в офисе в ауре телефонных звонков, шуток сослуживцев и требовательного начальнического голоса! А моя двухнедельная сказка в горах! Там я в полной мере ощутила себя членом великого братства, союза влюбленных в горы людей… Я приостановилась в своих раздумьях, словно какое-то слово поймало меня на крючок и не хотело отпускать… «Братство» – вот мое слово! Держать людей за руки и держаться самой, подниматься все выше к вершине и видеть, как люди тянутся за тобой. Четким и бодрым голосом отдавая приказы, достигать высот и упоенно созерцать свои необозримые трофеи. Бывают в жизни редкие моменты, когда ты вдруг осознаешь свое призвание, и сейчас я переживала один из них. Я вспомнила Антона и рассмеялась той бесцельности, с которой он ходил на свою работу. Деньги! Ну не смешно ли? Ведь они не более чем закономерность, что появляется при работе, подобно тому как мозоли появляются при ходьбе. Мы пускаемся в путь для того, чтобы заработать мозоли? Никак нет! Я выходила на дорогу к офису с четким (пусть и не всегда осознаваемым) желанием собирать вокруг себя людей, расставлять их на правильных местах, давать им в руки план и хлопать в ладоши при виде результата. И ведь результаты были! Если бы не ребенок…
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
