Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
— Так что у тебя за дело? — не выдержал он. — Не тяни. Денег, что ли, в долг хочешь просить? Сколько?
— С деньгами у меня не густо, но в долги стараюсь не влезать. Не о том речь. Человек хороший пострадать может. Женщина. Молодая, красивая и… замужняя.
— У тебя с ней роман?
— Нет, что ты. Бог с тобой! Куда мне? Я насчет своей внешности и всего остального не заблуждаюсь. Гадкий утенок лебедице не пара.
— Ой, врешь, — потянулся за водкой Лавров. — У меня чутье. Я же опером был. Давай по третьей?
Рафик комично сморщился и прижал руки к груди.
— Мне больше нельзя. Слаб я по части алкоголя. Окосею, и ничего толком не объясню. А с Кольцовой у меня отношения чисто платонические.
— Значит, ее фамилия Кольцова, — констатировал бывший опер.
— По мужу.
— Ясно. Вы в одном театре играете? На одной, так сказать, сцене? Играли, играли, и доигрались. А муж — главный режиссер театра?
Рафик ошарашено захлопал глазами.
— К-какая еще сцена? При чем тут театр?
Лавров сообразил, что дал маху, но отступать он не привык и по инерции продолжил:
— Муж-режиссер пронюхал о вашей платонической любви и грозится убить сначала жену, потом тебя, а потом пустить себе пулю в лоб?
— Не-е-ет…
— А что же тогда?
Рафик судорожно сглотнул, выпрямился и произнес:
— Я вообще-то художник. А Кольцова — поэтесса. Вернее, была поэтессой… то есть она пишет… писала замечательные стихи. Лирические. Пока не вышла замуж.
— За издателя?
— Хуже. За спортсмена. Мы с ней на поэтическом вечере познакомились. Случайно. Она читала стихи, я выставлял свои картины. Я ведь тоже лирик.
— Значит, вы сошлись на лирической почве, — кивнул Лавров, прожевывая стейк. — Ты ешь, Рафик, а то мясо остынет.
— Я вообще-то вегетарианец, — удрученно признался тот. — Извини, Рома. Ты зря потратился… но я возмещу. Чуть позже. Когда получу заказ.
Лавров отложил вилку и с шумом выдохнул. Недотепа его школьный друг! Каким был, таким и остался. Еле концы с концами сводит, а туда же, клеится к чужой жене. Еще и на взаимность рассчитывает. Что самое странное, у него есть шанс. Женщину, бывает, ничем не проймешь, кроме жалости.
— Она настоящая красавица! — восхищенно заявил Рафик. — И умница, каких мало. Я бы ее портрет написал. Но увы! Мой жанр — пейзажи и натюрморты.
«На его картины, наверное, без слез не взглянешь, — подумал Лавров, представляя полевые цветочки в вазах, зеленые лесные полянки и мостики через речку. — Как и на самого бедолагу Грачева. Не ожидал, что он станет художником. Хотя кем ему еще быть-то? Публику смешить? Для этого характер нужен, а Рафик размазня».
— Так в чем проблема, не пойму?
— Проблема? В том, что… Алина может погибнуть.
— Ее зовут Алина, — кивнул Лавров, снова принимаясь за еду. — Значит, муж у Алины — злобный ревнивец? И ты хочешь, чтобы я его усмирил. Извини, старик, это не по моей части.
Рафик не притрагивался к мясу, он без аппетита ковырял вилкой ломтики картофеля и жалобно поглядывал на собеседника.
— Вообще-то, с мужем Алины я не знаком. Бог с ним. Дело в другом…
Разговор с бывшим школьным товарищем тяготил Рафика. Но к кому еще он мог обратиться? Лавров хоть выслушает и что-нибудь посоветует.
Ромка невозмутимо поглощал свою порцию еды, более не выказывая нетерпения. Он всегда имел крепкие нервы и железные мышцы. Теперь он возмужал, обрел уверенность в себе и стал неотразим. По сравнению с ним Рафик выглядел не просто субтильным, а каким-то жалким доходягой. Разница между ними была разительная и привлекала внимание. Дама, которой не позволили курить, развлекалась, наблюдая за бывшими одноклассниками.
Рафик наклонился вперед, чтобы она не услышала его слов:
— Видишь ли, Рома… у каждого человека есть идеал красоты. Вот у тебя есть?
Лавров перестал жевать и задумчиво сдвинул брови.
— Должно быть есть…
— И у меня есть! Это Алина! Она… ты не представляешь, как она хороша. И при том не тупая кукла, а человек тонкой души. Она покорила меня как художника. Очаровала! Она вдохновляет меня, если хочешь знать.
— Алина — твоя Муза?
— Можно сказать, да. У меня был кризис, творческий застой, а она…
— …явилась и зажгла? — засмеялся Лавров.
— В принципе, ты прав. Благодаря ей я снова взялся за кисть. Готовлюсь к выставке.
— А супругу Музы это не нравится? Он требует, чтобы Алина вдохновляла только его и никого больше?
Рафик неистово помотал головой.
— Муж ничего не подозревает. То есть… это не то, что ты думаешь. Между мной и Алиной — чисто духовная связь. Никакой физики! Клянусь.
Лавров все еще не разобрался, в чем суть вопроса. И прямо заявил об этом Рафику. Тот страшно разволновался, покраснел, а его веснушки потемнели.
— У меня мастерская в мансардном этаже, под крышей жилого дома, — пробормотал художник. — Одному мне такое помещение оплачивать не по карману. Мы арендуем его вдвоем с Артыновым. Слышал о таком?
— Нет.
— Как же?! Семен Артынов, его популярность растет, как на дрожжах. А не так давно он занимал у меня на хлеб. Был неудачником, мы вместе перебивались на гроши, жаловались один другому на невезуху. Но теперь все изменилось. У него пошли заказы, появились деньги. Признаюсь, я ему завидовал… грешен. Чем, думаю, я хуже Семы? Талантом нас природа обделила одинаково, а он сумел судьбу перебороть, переломать. Я на месте топчусь, а он процветает. Что ни полотно — то шедевр. Ей-богу! Я не вру! Краски у него засияли по-новому, мазок стал смелый, чистый и точный. Раньше Сема напишет картину и показывает мне: оцени, мол. Я гляжу — вроде все неплохо, но тускло, безжизненно. И ругать неловко, и хвалить язык не поворачивается. Зато не обидно. Я ведь тоже не блестящий живописец. Так… ремесленник от кисти. Даром, что родители меня назвали Рафаэлем, будто в насмешку. Надо мной в академии все прикалывались! Несмотря на громкое имя, гения из меня не получилось. Оформляю витрины, эскизы делаю для интерьера, рекламными работами не гнушаюсь. Искусство искусством, а кушать-то хочется. Принципами сыт не будешь.
Рафик не старался приукрасить положение вещей и беспощадно критиковал собственное творчество.
— В общем, Сема начал зазнаваться. Вместо Семена стал подписываться Симон Артынов. Человек он вроде достойный, мы с ним легко ладили. Но в последнее время наши отношения осложнились.
— Из-за Алины?
— В точку попал, — тяжело вздохнул Рафик. — Она решилась позировать ему для портрета. Модным художником стал Артынов, потянулись к нему богатеи. Тому собаку любимую напиши, тому — любовницу в голом виде, тому — еще какую-нибудь хреновину. Сема плюнул на гордость, бабло взялся зашибать. На любой заказ соглашался, лишь бы платили. Я его не отговаривал. Еще подумает, что из зависти стыжу его. А ведь грызла мою душу зависть проклятая! Не святым я оказался, Рома. Когда услышал от Алины, что она собирается позировать Артынову, в сердце будто занозу кто загнал. И больно, и досадно, и зло берет, и не скажешь ничего против.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
