Переполненный чувствами, он отворачивается от фургона и запрыгивает на сцену. Ведь там ему и подобает быть, ведь камеры уже работают. Ему не нужно идти встречать девушку. Пусть его королева идет к нему сама, и пусть это видят все его подданные! Жестом жениха из Венской оперы могущественный проповедник протягивает руки, чтобы принять ее. Восторженный, он стоит так на своем законном месте, то есть наверху. Внизу ожидает специальный сильфанийский погрузчик, украшенный серебряной парчой, который должен поднять его новую возлюбленную и выгрузить ее на сцене, где ее, ослепленную прожекторами, встретит с распростертыми объятиями и своей сияющей улыбкой на триллион долларов Преподобный Эрл. Облизнув губы и сверкая фирменными зубами, проповедник, весь в ожидании, улыбается толпе, а в это время у него за спиной старики держат свой плакат из букв, и на них смотрят все присутствующие и все телезрители — вся вселенная, кроме Преподобного Эрла, моргающего в слепящих лучах.
Новенькая девочка направляется в его сторону. Она уже здесь, она принадлежит ему, и она прекрасна; она стоит на нижних ступенях и смотрит на него, положив пухлые ручки на жирные бедра и широко расставив свои огромные ноги. Эрл трепещет от вожделения. Он говорит как можно более низким и сексуальным голосом:
— Добро пожаловать.
— Как бы не так! — орет Келли.
Из-за ее спины нетвердой походкой появляется Энни Аберкромби, вернувшаяся обратно в этот мир из глубокого подземелья.
В ту же секунду трое подростков, стоящих рядом с Ахмедом, с криком нарушают строй и бегут к ней.
— Энни!
Они вопят все громче, а камеры снимают, как они приближаются — милый красивый Дэйв Берман, который проехал весь этот долгий путь, движимый, как оказалось, чувством долга; хорошенькая Бетц Аберкромби, мотивы действий которой сложны и запутанны, и ее симпатичный брат Дэнни, который отказался ото всех своих амбиций, от участия в конкурсе пожирателей хот-догов в закусочной «Натан», отказался, потому что любит старшую сестру и хочет забрать ее домой.
— Ребята! — кричит Энни, широко раскрыв объятия навстречу… не Дэйву, который отходит в сторону со смешанным чувством удивления, облегчения и обиды, а двойняшкам. — Ах, ребята! Вы приехали!
— Да, — отвечают близнецы. — Мы ведь должны были это сделать.
— Я так рада, — произносит она, обнимая сразу и сестру, и брата. И тут она замечает Дэйва, которого, по правде говоря, не ожидала увидеть, — такой тяжелой, требующей стольких сил была ее жизнь в Веллмонте, что она его забыла!
Марг шепчет:
— Дорогие мои.
— Мама! — орут двойняшки.
— Она приехала меня спасти, — улыбается Энни.
Удивленные и радостные, близнецы тоже улыбаются. Оставив Энни, они бегут обнять маму.
Марг Аберкромби достигла наконец того, к чему стремилась, и, сияя, раскрывает объятия детям. Она прижимает к себе близнецов.
— Я нашла вас!
— Ты приехала в такую даль!
— Я знала, что смогу это сделать! — Марг снова обрела себя. Нет. Она стала лучше. Она научилась брать на себя ответственность. — Пойдемте, дети. Мы едем домой.
Дэйв Берман смотрит на свою — как ее назвать теперь, на свою бывшую? Да, на свою бывшую девушку и обращается к ней:
— Энни?
Улыбаясь ему поверх голов родных, которые обнимают ее все разом, приподняв над землей, Энни Аберкромби вежливо отвечает ему:
— Какой ты молодец, что пришел.
«Ничего, — думает Дэйв, потому что в самые ответственные моменты люди обычно думают о чем-то личном и, на фоне важности происходящего, несущественном. Он обнаруживает то, что Бетц где-то в глубине души уже знает. — На самом деле я люблю Бетц».
По сигналу Преподобного Эрла, который, что ни говори, умеет выкручиваться из любых ситуаций, два сильных и подтянутых ангела подгоняют гневную Келли. Они ставят девочку на погрузчик, который поднимает ее на один уровень со сценой.
— Милая, — говорит Преподобный, раскрывая объятия, — подойди ко мне. — Когда она оказывается в свете прожекторов, он сияет все той же улыбкой. Она идет к нему, он знал, что она это сделает. — Да, пора. Иди сюда, моя прекрасная грешница, настало время покаяться.
— Да ну вас всех к черту, — отвечает Келли, но проповедник тут же делает знак рукой, и начинает играть орган, заглушающий все, что она говорит после этого. Эрлетки поют аллилуйю, перекрывая ее голос, а ангелы толкают ее на сцену. Что бы она теперь ни сказала, из-за их пения ее слова будут не слышны. — Да и тебя самого к черту, — все же произносит Келли.
А великая толпа пока что ждет.
— Да, милая моя, тебя ждет прощение, — воркует Преподобный Эрл, — и тебе нужно лишь уверовать… — Он вот-вот начнет свою страстную речь. — Посмотрите на эту бедную девушку.
На огромном экране и на экранах телевизоров во всей вселенной, населенной разумными потребителями, Преподобный Эрл пытается совершить самое масштабное обращение, а на другой половине разделенного экрана, которую тоже видят во всем мире и в Сильфании, все наблюдают, как он с вожделением смотрит, пуская слюнки, на несчастную плачущую Бетти.
Теперь уже неважно, что он говорит, потому что неприглядная истина, передаваемая с помощью стереозвука и изображения с высоким разрешением, входит в дома его приверженцев по всей стране. Правда вырвалась на свободу, и вот она уже мчится, распространяясь по всем странам мира.
Эрл ничего не замечает. У него сейчас есть проблемы посерьезнее. Его хорошенькая новенькая бушует от ярости, вместо того чтобы быть нежной и подобострастной. В чем дело? Он обдумывает положение, — будь осторожен, Эрл, на тебя же люди смотрят, — пытается быстро что-нибудь сообразить и подчинить себе это создание. Эрл Шарпнек кладет обе ладони на плечи Келли и толкает ее так, что она падает на колени. Ну ее к черту. Пора играть на публику. Подняв голову, проповедник кричит, повернувшись к камерам:
— Покайтесь!
— Ну да, конечно, — отвечает Келли и проворно поднимается на ноги. Она над ним смеется! — Глянь-ка вокруг! Просто обернись!
И вот ему впервые приходится посмотреть на происходящее.
Эрл Шарпнек крутится, как фонарь на маяке, и разглядывает сцену: вот взволнованная компания возле фургона. Вот его люди указывают на что-то большое, чего он не видит. Они что-то бормочут друг другу, — а о чем? За рампой двигаются огромные тени: вот-вот случится что-то значительное, но что? Повернувшись назад, он видит у себя за спиной стариков; плакаты с буквами уже наклонены в разные стороны и дрожат в их ослабевших руках, но сообщение все равно ясно:
РЕШЕНИЯ = УБИЙСТВО
Но это еще далеко не самое страшное. Пока он смотрит кругом, по блестящим ступеням на сцену поднимаются четверо подростков и гневная, решительная женщина, и никто из его приближенных не пытается остановить их. Отпихнув проповедника, они встают рядом с его громадной королевой, которая поднимает голову и дерзко смотрит на него. За рампой творится что-то еще более ужасное. Он слышит, как со скрежетом подъезжает какая-то тяжелая машина.
