– Зачем ты вызверил Нэда? – тихо спросила лекарка. – Зачем ты делаешь все, чтобы он тебя отсылал раз за разом?
– Потому что я не хочу оставаться.
Майрико в ответ промолчала, но это молчание было полно горечи.
– Я не верю, что ты бежишь от меня, – сказала она наконец. – Ты никогда не был трусом. Тогда зачем снова и снова уезжаешь? То ведь неспроста? Скажи, что ты задумал?
Она всегда была неглупой.
– Я поняла, что ты никогда меня не простишь. Пускай! – продолжала целительница. – Но ты нынче очень уж хотел, чтобы Нэд тебя вышвырнул.
Он покачал головой:
– С чего ты так решила?
– Просто я знаю тебя.
– Тогда зачем ты хотела мне помешать?
Целительница замолчала.
– Зачем? – прошипел он и дернул ее за руку. – Говори.
– Потому что я боюсь за тебя, – тихо ответила она. – Потому что ты – бедовый.
Клесх хмыкнул и вдруг мягко прижал лекарку к себе.
– Бедовый? – шепотом переспросил он и почувствовал, как по телу гостьи прошла волна крупной дрожи.
– Ты хочешь уехать, – хрипло ответила Майрико. – И отчего-то хочешь уехать со своей выученицей. Я помню, Дар у нее отменный. Так отчего же, стоило тебе ступить за порог, она все навыки растеряла? И теперь тебя гонят, но не одного – вместе с ней? Отчего я уверена – не сцепись ты с Нэдом из-за кровососки, нашелся бы другой повод?
Он едва слышно усмехнулся и не спеша ее распоясал.
– Нашелся бы, – согласился крефф. – Так отчего ты вознамерилась не выпустить меня из крепости? А?
Жесткие прохладные ладони скользнули под рубаху, коснулись голой спины, поднялись вдоль позвоночника к лопаткам… У целительницы перехватило дыхание. Торопливо и жадно она рванула его ремень, стремясь как можно скорее ощутить тепло обнаженного тела.
Клесх отстранился.
– Ответь.
Лекарка молчала, замерев в его руках. Только прерывисто взволнованно дышала.
– Ты… приревновала? – вдруг догадался он и тихо рассмеялся. – Майрико, ты приревновала меня к выученице?
Не нужно было зажигать светец, чтобы понять, как сильно она покраснела.
– Зачем ты насмехаешься надо мной? – Женщина вырвалась. – Я столько раз просила прощения, а ты был как камень. И вдруг ныне… Боишься, выболтаю, что неспроста из Цитадели едешь? Неспроста девку с собой тянешь?
Он хмыкнул и снова привлек ее к себе.
– Я подумал… три года… Вдруг не вернусь.
И в этот миг Майрико поняла – что-то случилось с ним. Что-то, о чем она никогда не узнает. Там, у Встрешниковых Хлябей. Может, едва совладал с оборотнем и чуть не погиб, может, когда ловил кровососку, лишь на волосок разминулся со смертью. Что-то заставило его перемениться, осознать пустоту долгих обид и вероятие внезапной и вечной разлуки.
Лекарка замерла, вновь ощутив на спине сильные руки. Рубаха скользнула по телу и полетела на пол. Сначала ее. Потом его. Упал тяжелый пояс, мягко прошелестела ткань.
Как давно они не прикасались друг к другу! Много-много лет… Их разлука и раздор длились дольше, чем дни, проведенные вместе. Но отчего-то ни раздор, ни разлука, ни взаимная обида, ни отчуждение не смогли отвратить этих двоих друг от друга. Они словно были живыми, только когда находились рядом. И счастливы только вместе. И ныне каждый особенно остро это понял. Мужчина, с жадностью подчиняющий себе податливое тело. И женщина, вновь отдающаяся во власть тому, кто когда-то ее отверг.
Его поцелуи на ее плечах и груди, его руки на ее бедрах. Торопливость, с которой он сдирал с нее и себя одежду. Неровная холодная стена, в которую она вжималась спиной. Тихий стон, полный сладкого томления. Ветер за окном. Эхо дыхания. Лихорадочная поспешная ласка. Ее ноги, обвивающие его бедра. Яростные тихие вскрики. Ногти, вонзающиеся в напряженные плечи и рвущие спину. Губы, впивающиеся в губы, руки, переплетающиеся с руками. Ручейки горячего пота, бегущие по пылающей коже. Все происходило стремительно и долго. Мучительно и блаженно.
Тихий выдох. Всхлип. Неровное дыхание. Тишина. Молчание каменной громады. Холод, тьма и жаркое пламя, бушующее в крови.
Клесх по-прежнему вжимал целительницу в стену, чувствуя, как она дрожит. Майрико обнимала его за плечи, не желая отпустить даже на мгновение. Поняв, что она будет так стоять до утра, мужчина подхватил лекарку, отнес на лавку и уложил на холодный сенник. Укрыл одеялом, а сам вытянулся рядом.
– Это означает, что ты меня простил? – тихо спросила она. – Или завтра мы снова будем смотреть друг на друга как чужие?
Он вздохнул.
– Я не смотрел на тебя как на чужую. Ты никогда не была мне чужой. Всегда – самой близкой. Но ты предала. Я не могу больше тебе доверять.
Майрико перекатилась на бок.
– Не можешь доверять?
– Нет.
– Клесх, я…
– Ты сегодня намеренно пыталась мне помешать. Я постоянно жду удара в спину.
– Я никогда не ударю тебя в спину.
Он пожал плечами.
– Может быть. Я не знаю. И ты не знаешь. Сложно любить того, кому не доверяешь. Обычно от таких стараются держаться как можно дальше, с ними не делят ложе.
– Тогда зачем? – Она задохнулась и ударила его кулаком в грудь. – Зачем?!
Он перехватил ее руку, избегая очередного удара, потянул и опрокинул на себя.
– Затем, что никого никогда не хотел так сильно. Затем, что никто никогда не сможет тебя заменить. Затем, что другой такой нет.
Он гладил ее плечи и жадно всматривался в лицо, едва различимое в полумраке.
– Затем, что ты – та девочка со светлой косой до колен и испуганными голубыми глазами, с которой я однажды сорвал покрывало и на которой должен жениться. Я помню ту девочку. Только с ней я могу быть таким, какой есть. Но ей, увы, постоянно хочется что-то во мне изменить. Приручить, быть может. А ратоборец – не домашний кот.
Майрико уронила голову ему на грудь.
– Я не предавала тебя. Просто и впрямь боялась – вдруг поблазнилось?
– Ты не поверила, что это видел я, – ответил он. – Ты никогда не верила мне безоглядно.
Лекарка судорожно вздохнула. Она не могла объяснить, что сложно верить безоглядно тому, кого не понимаешь. Особенно если власть он над тобой имеет пугающую.
Она прижалась лбом к теплому плечу, положила ладонь на твердую грудь, ощущая под рукой рубец старого шрама, и закрыла глаза. Она давно, очень давно не засыпала с ним рядом. И еще дольше – не просыпалась.
Увы. Не проснулась и в этот раз. Он ушел так тихо, что Майрико не услышала, а когда она открыла глаза, в окно светило яркое весеннее солнце. Покой был светел и пуст.
