P.S.
Когда книга была написана, а я думала, каким образом её публиковать, вдруг случилась ещё одна крохотная, но противная история. Оказалось, что Большая Ложь Галины Щербаковой обо мне продолжала жить своей ядовитой жизнью. В Интернете я случайно наткнулась на ЖЖ-дневник одной давней знакомой моей семьи. Знакомая и мы не общались много лет. Недавно она по каким-то своим делам объявилась в доме моих родителей и услышала там от моей мамы, что, оказывается, я 'бросила' старых, больных родителей, очень хорошего мужа, крохотную дочку, 'вышла замуж в Израиль', т.е., видимо, 'усвистела' за границу в поисках лёгкой жизни, спокойно оставив на погибель всех родных-близких. Вот об этом и написала в своем дневнике упомянутая знакомая, возмущенная моим 'жутким' поступком. И что мне было делать? Плакать? Смеяться? Эта лживая брань висела (и, кстати, продолжает висеть) не на вороту, а на всеобщем обозрении в сети, и я ничего не могла с этим поделать. Оставалось только ответить тем же: размещением в Интернете своей правды. Пусть умеющий читать и думать прочтёт и задумается...
ПОСЛЕСЛОВИЕ:Я написала эту книгу и разместила её в Интернете ещё при жизни главного персонажа, моей матери, писательницы Галины Щербаковой. Как выяснилось, она так и не прочитала её, хотя и знала о публикации.
А вот что произошло с персонажами книги после того, как она стала достоянием читателей.
Мы с мужем. Живём в Израиле, наслаждаясь обществом друг друга, климатом, морем и любовью к жизни. Мне приходится продолжать лечение, я очень хочу стать совсем здоровой, чтобы в полной мере жить и приносить радость моим любимым людям — дочери и мужу.
От прошлой жизни у меня не осталось ничего материального: квартиру я отдала дочери, а всё имущество из квартиры и машину после развода забрал себе Шуричек, бывший муж. Жене я досталась нищая и 'голая'. Впрочем, нищей и 'голой' Шуричек оставил и свою собственную дочь. Хорошо, что у неё есть мы с Женей.
Алиса. Дочка замужем, старательно делает карьеру артистки. Идёт к своей цели непростым путём, но упорно. Совершенствует вокал, поёт всё лучше и лучше, записывает трэки, играет в мюзикле, в камерных театрах. Мы всегда на связи, всегда во всём друг другу помогаем. Только скучаю я по ней ужасно...
Отец. После смерти матери я написала ему письмо со словами любви, на что-то надеясь. Отец меня оттолкнул. Вспомнила, как около пяти лет назад мы с Женей предприняли попытку, несмотря ни на что, наладить взаимоотношения с Шуричком. Написали ему письмо, где предложили начать 'с чистого листа', разом простить друг другу всё и установить цивилизованное общение ради Алисы. Предложение было отвергнуто, более того: 'военные' действия возобновились с удвоенной силой. Вот и теперь мой отец, как мне показалось, с равнодушием и непониманием отверг протянутую ему руку. Что ж, это его выбор.
Братец. Проявился ещё даже до смерти матери хамскими письмами по электронной почте (сложилось впечатление, что писались они в сильном подпитии). А уж когда матери не стало, он 'сорвался' по полной программе: в ход пошли отвратительные публичные выпады в Интернете, откровенное базарное хамство и ложь. При этом он даже не попытался объяснить или опровергнуть те страшные поступки, о которых я написала в книге, напротив, он их подтвердил, да еще и с эдаким пьяным ухарством: 'Ну да! Ну и чё?'.
Бывший муж. Живёт бедно в стеснённых условиях с женой и двумя детьми. От Алисы бегает, как заяц. На похоронах матери всё время старался улизнуть даже от взгляда дочери. Боится? Стыдится? Что-то замышляет? Может, и то, и другое, и третье. Очень я опасаюсь его притязаний на Алисину квартиру! Очень... Сейчас он и его жена вьются вокруг отца. Демонстрируют заботу. Но почему-то не верится в чистоту и благородство помыслов человека, бросившего и предавшего свою дочь, с которой он жил до её 16 лет, которая очень любила его и ничего ему плохого не сделала. Нельзя быть немножко беременной. Либо он человек морали, либо — аморальный. Среднего не дано.
Шуричек с семьёй ждут обещанную моей матерью жилплощадь. Отсюда 'забота и опека'. И никто меня не сможет убедить в обратном.
'Юродные' родственники. Тоже проявились, некоторые ещё до ухода матери. Одна и та же занудливая песня: надо простить, забыть, отпустить... Иные начинали эти 'вокализы' сразу с трамвайного хамства. Ну, что ж поделать, воспитание такое... Попутно отмечу важную деталь: ни одни из родственников, ни один, ни разу не задал мне такого обычного у нормальных воспитанных людей вопроса: 'Как у тебя сейчас дела, как ты себя чувствуешь?' Чем, кстати, в очередной раз вогнали в ступор Женю, который, по его словам, 'более эмоционально глухих и равнодушных людей в своей жизни прежде не встречал'. А уж он повидал на своём веку всякого... Нет, мои 'юродные' родственники преследовали другие цели: высказать мне свое 'фе', покрасоваться (интересно, перед кем?) в 'праведном благородстве' и 'быть в струе общественного мнения'. Я для них — лишь функция, вторичный продукт, не стоящее внимания 'нечто'. Ну, именно то, о чём я и написала в своей книге. Верные ученики моей матери хорошо вызубрили преподанный им урок — дочь 'великой' писательницы никто и ничто и звать ее никак.