Книга Наш последний эшелон - Роман Сенчин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
– Да что такое, в конце концов?!
Борис Иванович посмотрел в окно и увидел дома, какие видел всегда, и улицу, деревья, фонари. В домах теперь никто не жил, а улица была пуста, деревья сбросили листву и казались мертвыми, фонари остыли.
– Гм…
Еще через некоторое время Лебедев – профессор истории, лауреат многих премий, автор общепризнанных трудов и ряда оригинальных гипотез – покинул свой дом и больше в него не вернулся.
Глава двадцать первая
– …Возьми хоть миллион горшочков с водой, и в каждом отразится солнце. Оно будет сиять и слепить, как настоящее, но это не значит, что в каждом горшочке теперь есть по солнцу. Солнце одно, и для каждого у него достаточно света, оно никого не обойдет и не забудет. Так же и у Господа для каждого из нас хватает любви и мудрости. Там, далеко-далеко, в райском саду, он играет в духовные игры, и он видит нас, он за нами следит. Вечно юный, прекрасный Кришна – верховный Господь наш, он поддерживает все человечество. И наши души, даже души самых заблудших, самых, казалось бы, плохих людей, стремятся к нему, они хотят света, они хотят коснуться живительного потока его неиссякаемой духовной энергии. Душа всегда желает очиститься. И души, вошедшие во внутреннюю энергию Господа, – это освобожденные души, перед ними открыто таинство, которое для душ обусловленных не откроется никогда, если человек сам не захочет прозреть и встать на путь самоосознания. Ведь всего одна, всего одна четверть энергии Господа распространяется на материальный мир, а три четверти – на духовный. Материя – только тонкая оболочка духа. И чтобы достичь духовного мира, чтобы влиться во внутреннюю энергию Господа, получить духовное знание, нужно быть ему беспримесно преданным, нужно отказаться от материального начала, нужно преодолеть обыденность и суету, и тогда, только тогда он даст тебе все свои качества. Размер его не превышает и двадцати сантиметров, но может разрастаться и охватить все мироздание, а мироздание – это бесконечность. Солнечная система, как горчичное зернышко, а таких зернышек бессчетное количество. И Господь Кришна главенствует над всем этим, над всей бесконечностью, и энергия его неистощима и всеобъемлюща.
С каждым глотком и с каждым воспринятым словом я будто делаю кувырок куда-то все дальше и дальше; то ли кувыркаюсь я по склону вверх, то ли вниз. Глаза почти что закрыты, но я еще вижу ее, эту чернявую девочку, худенькую, милую девочку. Мне нравятся девочки, изнуряющие себя недоеданием, у них особенные, нереально ясные и большие глаза.
– …Но это очень сложно. Духовный процесс, путь к Господу очень сложен, он требует испытаний и жертв. Ты должен отбросить и повернуться спиной ко всему, что казалось тебе до этой минуты источником твоих наслаждений. Ты должен освободиться от рабства материи, и тогда ты вкусишь трансцендентный нектар истинной жизни – жизни внутри духовной энергии Господа.
Чудный у нее голос, он словно бы колокольчик звенит перед моим лицом и тянет, тянет куда-то. Вот если бы она пришла раньше, когда я только принял ванну, запарил манагу и готовился к очередному путешествию, я бы с удовольствием… Я так бы ей всандалил! Она была бы довольна. Я просто завалил бы ее на диван и напихал до краев. А теперь… Чего ей надо теперь, когда я отправился в далекий и увлекательный путь.
– …И знаешь, когда я слышу волшебные звуки махамады, мне кажется – передо мной открываются всё новые и новые двери, открыть которые я до сих пор была недостойна. Я чувствую, что я живу лишь миг, всего миг в одном дне Брахмы, что я песчинка на берегу великой реки познания, среди бесконечного числа песчинок, таких же слабых песчинок, и я прошу, прошу Господа…
– И… на… – пытаюсь произнести я.
– …Что? Тебе нехорошо? Что ты хочешь сказать?.. Да, я прошу у Господа быть ко мне снисходительным, ведь я только песчинка, слабая песчинка…
– Ина-а… – Я героически цепляюсь за ниточку сознания; колокольчик плавит мой мозг, и мозг капает и застывает, а я пытаюсь его удержать, подставляю ладони. Мне страшно, мне противно, больно. – И… н-на!.. – Отстранить, спрятаться, спастись!
– …Да, да, мы пока слишком осквернены материей, чтобы Господь сразу дал нам прозрение и духовное знание, мы должны сами, всем сердцем, всеми силами стремиться к нему…
– И… на хх-у-оэ! – все-таки не получается у меня. И больше ничего нет, лишь ощущение, что руки мои устали и разомкнулись, а из ушей, глаз, изо рта, носа, макушки брызнули раскаленные желтовато-розовые фонтанчики. Я уже никогда ничего не смогу, я – застывшие капли Млечного Пути, такие мелкие, ничтожные, что их нет возможности рассмотреть. А колокольчик смеется, прыгает, надрывается от восторга, две легкие палочки мягко колотят по пустому черепу, и чей-то утробный, завораживающе-пугающий голос повторяет скороговоркой тысячи и тысячи раз: «Леам-леам-леам-леам, Кри-ишна, Кри-ишна. Леам-леам-леам-леам, Кри-ишна, Кри-ишна…»
И я стараюсь что-то различить, увидеть, я хочу оживить глаза, я совершаю для этого нечеловеческие усилия, но не могу. И меня наполнил такой ужас, что, кажется, сердце остановилось.
Глава двадцать вторая
Только с похмелья я и живу. Нет, серьезно. Я чувствую, что у меня есть голова – она тяжела, в ней стучит, лопается, на виски что-то давит, – она есть. Руки дрожат, совершают неожиданные движения, им то жарко, то они становятся холодными и сырыми, прямо коченеют от холода. Заплетаются ноги, я с трудом могу ритмично идти, они рвутся куда-то или, наоборот, подгибаются, вот-вот переломятся. Вот он – я, я себя ощущаю, я ощущаю каждую клеточку, ведь она дрожит, сокращается, плачет. Мне чудятся странные вещи: то прохожий, серьезный на вид мужчина, покажет язык, то минутная стрелка часов перескочит сразу на полкруга, вот дом покачнулся… А сны, похмельные сны! Это не те, когда напиваешься и происходит отруб, а потом – когда алкоголь уходит из организма, когда кровь очищается. Вот тогда тебя глючит! Вот тогда видишь такое, что потом сидит в голове, путается с реальностью, становится жизнью. Когда я трезв, вокруг никого, и меня нет, я как невидимка, нет, хуже, – меня нет вообще. И вот я беру бутылку, я заранее начинаю пьянеть, я замечаю людей, я ищу кого-то необходимого, хочу сказать важное, доброе. Одна рюмка, потом вторая, и вот я родился, и мир родился вместе со мной и в то же время распался, зашевелился звуками, заиграл цветами. О-о! Чудесно, чудесно, и не переубеждайте меня, я знаю то, что вам никогда не узнать, не вдохнуть так, как вдыхаю я: действительно полной грудью, ничего не упуская. Даже мои руки, они становятся сухими, отзывчивыми, живыми. Но, но опьянение проходит, слишком быстро проходит, а похмелье, оно долговечнее, оно будет тормошить вас по крайней мере два дня, и эти два дня вы будете жить. Нет, это не когда голова болит или тошнит, это детские определения. Похмелье – особое состояние человека, его организма, психики. Пьяным я понимаю и говорю, а с похмелья – я чувствую, я живу. Я вижу окружающее словно в оптический прицел – все намного ярче и четче, чем при обыкновенном взгляде… А трезвым я вообще жить разучился.
Глава двадцать третья
– Я потерял человеческий облик, – признается Кирилл и с наслаждением стонет. Его глаза закрыты, но сквозь узкие-узкие щелочки рвется огонь, и Кирилл поглаживает свои щеки, лоб, несколько раз медленно проводит указательным пальцем от переносицы до симпатичной верхней губы.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Наш последний эшелон - Роман Сенчин», после закрытия браузера.