— Я совсем не это имела в виду. Я торчу здесь целый день! Сколько можно?
— Еще один только час. Совсем чуть-чуть, — пообещал Тибо.
Взяв узел с ее одеждой, он поспешил через голые дюны на самую оконечность мыса, которую не видно было из гостиницы.
— Мне больше не нужны эти вещи! — сказала Агата.
— Но мы не можем их здесь оставить — найдут. Они должны исчезнуть вместе с нами.
Спрятав узел в кустах, Тибо обернулся. Там, откуда он пришел, стояла темнота, и ни один огонек не указывал дорогу назад.
Близилось время отъезда. Тибо медленно подошел к гостинице, зашел в свой номер и оделся потеплее.
— Хорошая ночь для рыбалки, — сказал он госпоже Лешмич. — Готовы ли мои бутерброды?
Хозяйка гостиницы протянула ему голубой эмалированный контейнер, очень похожий на тот, что Агата купила на Замковой улице, и две бутылки пива.
— Плывите на оконечность мыса, господин Крович, мой вам совет. Там наши ребята ловят самую жирную рыбу. Лодка привязана у нашей маленькой пристани. Вам помочь?
Тибо скромно отказался от помощи, с улыбкой пожелал хозяйке гостиницы спокойной ночи и поспешил в гараж к Агате.
— Тебе снова придется пробежаться, дорогая. Жди меня на оконечности мыса, я скоро буду.
Тибо снова поцеловал Агату в нос, посмотрел, как она скрывается в дюнах, и, набросив на шею оба одеяла, направился к пристани.
Отплыть от нее оказалось непросто. Тибо никогда не занимался греблей, и мысль о целой ночи в море наводила на него ужас. Он нервничал, и это было заметно. Когда он усаживался на среднюю скамью, лодка подпрыгивала и качалась, да и вставить весла в уключины получилось далеко не сразу. В окнах гостиницы виднелись головы посетителей бара. Стараясь не выглядеть перепуганным, Тибо оттолкнулся от пристани.
Чтобы выплыть из маленькой бухточки, ему понадобилось сделать с десяток не самых широких взмахов веслами, а когда лодка вышла в море, ее стал подгонять ветер. Добравшись до мыса, Тибо стал разворачивать лодку к берегу, насвистывая песенку «Парень, которого я люблю», пока не услышал ответные завывания Агаты и не увидел ее темный силуэт в прибрежной траве.
Тибо приналег на весла, и вскоре лодка въехала в берег, заскрипев днищем по песку. Тибо выпрыгнул из нее.
Агата прибежала к лодке, разбрызгивая воду во все стороны.
— Я здесь, я здесь!
— Да, милая, я тебя вижу. Умница девочка! Залезай в лодку. А я пойду заберу твою одежду.
Тибо некоторое время порыскал по кустам, царапая руки о ветки, но так и не смог найти узел. Наконец, Агата без спросу выбралась из лодки и показала ему, где искать.
— По правде говоря, узел у тебя прямо под носом. Типичный мужчина!
Они вместе вернулись к лодке. Тибо завернул Агату в одеяла и накормил ее бутербродами. На небе показались звезды.
— Тибо, ты знаешь, куда мы плывем?
— Примерно представляю.
— Ты сможешь отыскать путь?
— Наверное.
— Шансы невелики, да?
— У нас ведь вообще никогда не было шансов, Агата, так что это — самый верный наш шанс.
— Тогда поехали.
Тибо схватился за веревку, привязанную к носу, и развернул лодку в море и оттолкнул от берега. Управляться с лодкой в присутствии Агаты было совсем не то же самое, что под взглядами рыбаков, выглядывающих из окон гостиной. Они заставляли его нервничать, Агата же вселяла уверенность; рыбаки хотели, чтобы он опозорился, Агата — чтобы справился. Тибо положил перед собой карманный компас, который дал ему Гильом, взглянул на звезды и налег на весла. Говорить было больше не о чем. Он смотрел на Агату, Агата смотрела на него; поднялась луна и залила море своим светом; Тибо греб.
— Совёнок и Кошечка по волнам в новой лодочке вдаль плывут, — вдруг запел он, и допел песенку до самого конца, до «танцевали вдвоем на тихом морском берегу».[7]Агата была в восторге.
— Я, правда, не кошка, — сказала она.
— Да и я не совенок.
— Нет, Тибо, нет! Ты совенок, самый настоящий!
Так они и плыли через ночь.
Вероятно, о плавании в лодке по открытому морю можно было бы рассказать больше — в особенности в такой книге, как наша, где не одна страница уделена повествованию о концерте в парке или описанию путешествия самой обычной открытки из почтового ящика на Ратушной площади в главпочтамт и обратно. Все это события не очень интересные и вряд ли увлекательные — так что, поскольку совершенно очевидно, что наша история близится к завершению, читатель, возможно, полагает, что путь в Запятойск заслуживает более подробного рассказа. Может быть, читатель, ты и прав. Но дело в том, что море порой бывает очень скучным. Оно склонно к плоскости и однообразию. Одна волна, как правило, следует за другой, причем их размеры, форма и цвет весьма схожи, особенно ночью — а сейчас, как мы помним, именно ночь.
Как бы то ни было, в этой книге сам рассказ куда важнее, чем события, о которых идет речь, так что давайте просто условимся, что все шло более-менее одинаково следующие несколько часов — то есть примерно до начала первого, когда Тибо начал по-настоящему уставать после трех с лишним часов гребли.
Тибо не был гребцом, он был мэром и никогда не притворялся человеком спортивным. У него не было совершенно никакого представления, сколько еще предстоит грести — он помнил только, что Емко Гильом, который сам едва мог осилить путь от калитки до входной двери, говорил, что до Запятойска они доберутся к утру. Руки у Тибо болели, ладони покрылись мозолями. Он заметил, что все чаще останавливается, чтобы «свериться с компасом», и задумался, не мог ли Гильом просто-напросто послать их на смерть. В конце концов, если существовал один Геннадий Вадим, готовый унаследовать дом мэра, почему бы не быть и другому? Тибо вспомнил хмурого таксиста — идеальный сообщник! — и продолжил грести.
Но он не успел даже в очередной раз опустить весла, чтобы поглядеть на компас, когда под днищем лодки раздался уже знакомый скрип песка. Однако надежда всегда сильнее здравого смысла, поэтому Тибо продолжил грести. Лодка не двигалась с места. Он взмахнул веслами посильнее, и они ударились о дно.
— Мы уже приплыли? — спросила Агата, хотя знала ответ.
— Не думаю, — ответил Тибо, хотя точно знал, что до цели пути еще далеко.
Вокруг ничего не было видно. Тибо встал, чтобы осмотреться получше. Как раз в этот момент луна вышла из-за облаков и осветила огромный, плоский овал воды.
— Мы наткнулись на песчаную отмель, — сказал Тибо. — Не беда, сдвинем лодку назад и оплывем отмель кругом.
Однако когда Тибо встал, чтобы вылезти, лодка накренилась, а с другого края отмели пришла волна. Приближаясь, она росла и озлоблялась, а потом обрушилась на лодку и осталась лежать в ней холодной серой массой. Тибо упал в море. Вода была такая холодная, что у него перехватило дыхание. Она пропитала каждую ниточку его одежды, и та повисла на нем железными цепями. Когда он, наконец, смог встать на ноги, волны уже успели наполовину залить лодку водой. Лодка противно покачивалась и кренилась, с каждым разом зарываясь все глубже в песок, а Агата сидела на кормовой банке и причитала:
