Книга Маледикт - Лейн Робинс

Мирабель склонилась, обдав щеку Маледикта своим горячим дыханием, и сказала:

— Медиумы видят богов во сне сквозь тусклое окошко; однако я — одна из избранных Ани, и я… я вижу во сне тебя. Я видела тебя в размытых тенях сна, видела, как вы с Иксионом убили его.

— Как же притупилось твое остроумие, — проговорил Маледикт. — Ты вздумала развлекать меня рассказами о событиях, которые я сам пережил. — От волнения у Маледикта пересохло во рту. Когда-то он отчитал Джилли за то, что тот видел его во сне; гораздо невыносимее была мысль, что на такое способна и Мирабель. Не будь они в центре внимания всего общества, он выцарапал бы ей глаза, чтобы она не видела его, вырвал бы ей язык, чтобы не говорила о нем.

— Не надо горячиться, — ворковала Мирабель. — Иксион оказал тебе услугу, добив Ласта, известно тебе о том или нет. Разве не благо — держать Ани так близко, у самого сердца? Она осыпает такими дарами… — Глаза Мирабель закрылись, затрепетали ресницами, снова распахнулись — рыжие глаза с красной окантовкой, словно перенявшие часть кровавого великолепия рубинов. — Она дарует все, что ни попросишь — а нужно всего-то позволить Ей проникнуть так глубоко, как Она пожелает. Захваченный своей ничтожной страстью к Иксиону, ты попросил у Ани слишком мало. Мой совет прост. Откажись от своей любовной привязанности и обратись к власти.

— Ты говоришь такие вещи, — сказал Маледикт, — что начинаешь казаться мне сумасшедшей. — Сквозь кружение танца, блеск зеркал, шорох перьев он почувствовал мрачный взгляд Джилли.

— Зачем ты притворяешься дураком? — удивилась Мирабель. — Мы родня, птенцы черной вороны. Будь со мной заодно, стань моим товарищем, и мы сможем поступать, как пожелаем. Ведь каждый будет понимать, что его жизнь в твоих или моих руках — и это понимание ты прочтешь в глазах жертвы. Разве не заманчиво?

— Для подобной работы у тебя слишком изнеженные руки, — парировал Маледикт. — Ты всего лишь избалованная дворянка, бредящая от отчаяния. Дар сновидения? Сны бесполезны по сравнению с клинком.

Мирабель сжала пальцами его ладони, впившись ногтями в кожу; засочилась кровь.

— Слабак, — сказала она. — Ты одарен — и не пользуешься своим даром. Захвати власть для себя — иначе она тебя не удовлетворит. Неужели ты станешь спокойно наблюдать, как возвысится твой любовник, а сам останешься слабым словно содержанка?

Маледикт видел, как точеные черты ее лица исказились; Мирабель трясло от ярости. Словно льдом его обожгло осознание: она была его отражением — или, еще хуже, его будущим. Она всецело отдалась Ани и внушала ужас, подобно призраку.

— Ани сводит тебя с ума, — сказал Маледикт. — На меня в своих делишках можешь не рассчитывать. Союз со мной нужен тебе только для того, чтобы убаюкать мою бдительность и потом ударить в спину.

— Орудовать ножом — по твоей части. Я предпочитаю более тонкое искусство. Так значит, ты сомневаешься во мне, в моих способностях? — Мирабель улыбнулась, взгляд устремился вдаль. — Лед, — продолжала она, — разбивается о нос корабля. Может, мне поискать то, что можно вынести на поверхность? Поведать двору о твоих грехах? Сегодня вечером я докажу тебе, на что способна, — проговорила она, сделала реверанс и исчезла за ближайшей переборкой.

Пот заливал спину и лоб Маледикта, в груди похолодело. Руки тряслись; он кое-как совладал с дрожью и стал пробираться к дверям, на свежий воздух. Джилли тенью последовал за ним, и Маледикт обернулся.

— Посторонись, Джилли. Мне очень хочется кого-нибудь убить.

— У тебя идет кровь, — заметил Джилли и отскочил, когда Маледикт зарычал.

Юноша постарался унять ярость; от ободранных ладоней по всему телу разливалась боль. Он сказал просто, обращаясь к Джилли:

— Похоже, эта сучка отравила меня. Подвергла испытанию. — Он прошел дальше на балкон, дрожа, скрючившись от ледяной боли в животе и груди.

— Мэл, — испуганно позвал Джилли.

— Я хочу пить, — проговорил Маледикт. — Принеси мне чего-нибудь. — Его рука снова и снова взлетала к рукояти меча; капли крови испещрили мраморный пол. Маледикт перегнулся через перила, снова выпрямился. — Ступай, Джилли. Я буду здесь. В конце концов, у меня есть маска, она защитит от смерти.

Стоя на балконе, Маледикт почти безразлично наблюдал за тем, как маленькие ранки нарывают и раздуваются; его бил озноб, а взмокшие от пота перья шипами вонзались в кожу. Онемение накатило на Маледикта, сковывая ноги, руки и лицо, как будто кровь его вдруг превратилась в лед. Дыхание стало тяжелым. Потом юноша конвульсивно вздрогнул, и ранки выплюнули кровь и нечто более темное, густое, как сироп, зеленоватое. Жидкость вытекла, образовав лужицу на камне возле его ног, и тогда он зализал порезы.

— Мэл? — Из света в тень балкона выступил Янус, и Маледикт распрямился.

— Я здесь.

— Ты здоров? Джилли наплел мне что-то про отравление ядом, — сказал Янус, ставя бокал на перила балкона. Стекло звякнуло о камень. В бархатном голосе Януса мелькнуло раздражение. — Я должен был догадаться, что он солгал.

— Джилли очень редко лжет, — проговорил Маледикт, поднимая бокал и осушая до дна. Горлу стало легче.

Янус втянул сквозь зубы воздух и привлек Маледикта к себе. Коснулся влажной кожи юноши, заглянул в глаза.

— Похоже, с тобой все в порядке.

— Да, — отозвался Маледикт, прижимаясь к Янусу. Они ощущали твердое биение сердец: по мере того, как пульс Януса замедлялся после испуга, у Маледикта он учащался, сменяя медленный ритм погребальной песни, в которую вверг его яд Мирабель.

Янус вздохнул, губами коснулся волос Маледикта и склонился для поцелуя. Клювастая маска мешала, и Янус сорвал ее.

Маледикт порывисто прижался к Янусу, словно они могли слиться в одно целое. Отказаться от любви ради власти? Мирабель была еще безумнее, чем он думал.

Янус слишком скоро прервал их объятия.

— Я должен возвращаться.

— Я не прикасался к тебе несколько недель. Один-единственный поцелуй — это все, что ты мне даришь? Короткий перерыв в твоем стремлении быть признанным в обществе? — За горечью в словах Маледикта стоял страх. Яд подобрался совсем близко, пробудил давно уснувшие опасения, напомнил юноше, что происхождение Януса может разлучить их в любой момент — Янус предпочел играть в игры себе подобных. — Позвольте поблагодарить вас за время, которое вы мне милостиво уделили.

— Мэл, — сказал Янус, — я всего лишь пытаюсь не упустить ни слова, сказанного о Ласте, и убедить Ариса, что ты не виновен в исчезновении его брата. Учитывая то, что вместо Лава советником назначен Эхо, мне есть от чего защищаться. Но сегодня я приду домой. Я так скучал по тебе. — Он прижал руки Маледикта к своей груди, к самому сердцу. Их губы снова слились в поцелуе — и опять ненадолго: на сей раз Янус всё же вернулся в залу.

Мгновение Маледикт с жадностью в глазах смотрел ему вслед, удрученный своей неспособностью доказать Янусу, что им ничего этого не нужно. Лучше бы они уехали в Ластрест, подальше от угроз и уговоров Мирабель, от взора Ариса и его попыток гнуть свою линию. Но ведь он, Маледикт, поклялся помогать Янусу, а Янус хотел быть при дворе, хотел получить титул; вполне возможно, Арис вознаградит его титулом за женитьбу, когда Ласта официально признают умершим. И, хотя именно этого они с Янусом оба желали, сама мысль вызывала в душе Маледикта необъяснимую тревогу; до сих пор она только тлела, но ведь могла и вспыхнуть.