— А как же блага взамен? Кто даст их мне? — крикнула она, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.
— Никто! — повернулся Эдик, охваченный золотистым пламенем. — Все равно ты все делаешь сама! Ты находишь для себя путь и идешь по нему. Подставляешь друзей, обманываешь родных, спишь с тем, кого ненавидишь. А замен — зотото! Деньги! Багамы, платиновые пластинки! Ты никому не нужна, но у тебя все это есть. Шоу-бизнес — сколько положишь, столько и возьмешь! Купят, съедят, будут ходить на концерты! Люди — стадо баранов. Главное — получше им насвистеть в уши!
— А душа? — мучитально сомневаясь, воскликнула Катька. — Ведь Сатане нужно продать душу? В этом же весь прикол!
— Разве все это можно сделать не продав душу? — гневно воскликнул Эдик. Он вытянулся всем телом и замер, и пламя, охватывавшее его распалилось и шухнуло в небо огромным ярким столбом.
Катька опять упала на траву и закрыла глаза руками. Когад она открыла их, Эдик стоял рядом. Он внимательно и сочувственно смотрел на Стрельцову.
— То есть ты считаешь, что можно заключить договор с собственным глюком? — теперь по-другому спросила Стрельцова. — И продать душу собственному глюку?
— Да. Я хочу сказать, что если ты будешь так считать, то это будет для тебя реальностью.
— Черт! Но как это повлияет на ход моей жизни? — Катька опять нервно рассмеялась.
— Подумай сама. Снаружи тебя вообще ничего нет — ни хорошего, ни плохого. Тебе все предлагают в равной мере. А ты выбирай! Каждый миг ты можешь повернуть жизнь на сто восемдесят градусов. Все зависит от того, что ты выберешь. Все.
Эдик улыбнулся, и Катька с благоговением и страстью посмотрела на его немного побледневшее лицо.
Теперь она не сомневалась, что вся история с Эдиком — романтичный секс. Просто неинтересно все делать сразу в первую ночь. Он немножко помучает ее, а потом, когда Катька совсем обезумеет от страсти, они предадутся такому фонтану удовольствий, какое не снилось никому. И уж тогда Катька точно насладится нежной бархатной кожей басиста, его хищными губами, чистой, как у девушки, грудью, животом, бедрами, ну и всем остальным тоже.
Эдик прикрыл глаза рукой, и на его лицо упала лиловая утренняя тень.
— Ой, Катерина! — сказал он строго. — Выбрось из головы то, что ты там взращиваешь! Выбрось! Это все твои фантазии.
— Я замучала тебя, — повинилась Катька, пугаясь проницательности приятеля. — Извини. Тебе еще надо кучу дел сделать, а я тебя всю ночь таскаю. Извини.
— Перестань. Дела у меня, конечно, есть. В аптеку надо зайти. А вообще-то, если бы я не хотел с тобой шляться, у тебя ничего бы не вышло. Я-то всегда сам выбираю свою жизнь. И если уж выбираю, то принимаю этот выбор по крайней мере с удовлетворением. А сегодня я еще массу удовольствия получил.
— Черт! Но это же бред! Есть же обстоятельства! — воскликнула Катька и вскочила с лавки. — Что, и обстоятельства ты сам выбираешь?
— Эх, Катюха! — тихо поднял на нее свои ясные глаза басист. — В каждом из нас отражен весь огромный мир. Как в елочном шаре умещается огромная комната, так и мироздание собрано в каждом из нас в маленькую точку. Это же просто — изменить мир — он весь внутри тебя! Остальное — вопрос веры. Вопрос твоего отношения. Только надо знать точно, чего ты хочешь. Чего ты хочешь н а с а м о м д е л е.
Что-то заставило Катьку оглянуться, и около того надгробия, где Оборотень осуществлял свой сатанинский ритуал, пожилая женщина смахивала метелкой огарки и угольки. О ее ноги терлась рыжая кошка. Женщина время от времени поглядывала на парочку и улыбалась.
— Идем, — тихо шепнул Эдик. — Нам пора.
Они вышли за ворота, а Катька все еще пребывала в нереальном невозможном состоянии. Она потрясла головой и сказала:
— Черт! Что ты со мной сделал? Кажется, уже утро, я все еще будто во сне. Мне все кажется другим! Все предметы будто бы те, но в то же время какие-то иные. Может быть, я сошла с ума? Эдик!
— Может и так.
Париж просыпался, машины, люди — все спешили начать новый весенний день. Наполнить его мелкими и крупными делами, покупками, встречами, разговорами, поцелуями, прощаниями, созерцанием картин и цветов, слушанием музыки и птичьих криков, играми с детьми и снисхождением к старшим. Мягкие утренние тени медленно ползли по тротуарам, по которым уже струились ручьи, смывающие вчерашнюю пыль.
Катька испытывала чувство нечаянного праздника, в голове ее бурлили мысли и ощущения, которыми тут же хотелось поделиться. Она взглянула на Эдика и заметила на его лице признаки какой-то заботы.
— О чем ты думаешь? — спросила она, переполняясь нежностью и желанием спасти Эдика от всех его забот.
— Мне нужно в аптеку, — ответил Эдик.
— В аптеку? — удивилась Катька, и мысль о СПИДе вернулась к ней. А вместе с этой мыслью и обычная реальность стала проступать в очумевших предметах.
— Аспирин надо купить, — пояснил Эдик.
— А-а-а… — неопределенно протянула Катька. — У меня есть, я могу дать. Шипучий.
— Спасибо, — отсутствующе сказал Эдик. — Я предпочитаю обычный.
Всю оставшуюся дорогу Катька шла и украдкой посматривала на басиста, пытаясь догадаться о его тайных мыслях.
Увидев здание с зеленым крестом на вывеске, Эдик предложил Катьке перейти через дорогу и зайти. Катька пожала плечами, и они оказались в аптеке. Эд разговаривал с продавщицей по-французски, поэтому она не понимала, что тот говорит, но поскольку ей было дико интересно, что за лекарство купить басист, она украдкой следила за ним.
Он действительно купил аспирин.
Потом по дороге им попалась почта, и Эд предложил заглянуть и туда. Катька и от этого не отказалась. Ей было интересно, что он будет там делать. Но басист не сделал ничего особенного. Он купил конверт, открытку и написав несколько строчек, сунул ее в коверт и собрался заклеить. Катька внимательно следила за руками Эда, но так и не заметила ничего особенного. Открытка, как открытка. Конверт, как конверт. Эдик о чем-то задумался, полез в карман за платком и нечаянно рассыпал кучу мелочи. Монеты покатились по всему полу.
— Черт! — выругался он и попросил Катьку. — Помоги мне пожалуйста.
И первый опустился на корточки собирать монетки. Катька отошла за самой дальней. Когда все денежки были собраны, как-то оказалось, что письмо уже заклеено.
— Не опустишь? — несчастно улыбнулся Эд, пытаясь упихать мелочь в кошелек.
— Ага! — сказала Катька и, схватив письмо понесла его к ящику. По дороге она внимательно прочитала адрес: «Москва, Иванову А. В., До востребования.» Перед тем, как сунуть письмо в обитую латунью щелку, она внимательно прощупала конверт и обнаружила маленький квадратик. «Глазки!» — пронеслось у Катьки в голове. И мир снова стал обычным. Немного скучноватым, конечно, но лишенным этого ненормального сияния, которым Эдик пичкал ее всю ночь. Все ясно. Эдик нашел «дурь» и послал на пробу своим друганам, любителям гравюр. А потом, если они попробуют и дадут ему добро, он купит этих гравюр мешок. Вот откуда у него бабки на прокатную тачку.
