Нелли невольно подивилась тому, как легко скользнуло в речи подруги бретонское словцо «принцесса». Словно всегда она так говорила, словно всегда носила тяжелые на вид буковые башмаки.
— Отведать яичницы я не прочь, голодна как волк, — рассмеялась юная дворянка. — А вот маленькому Керврану судьба бежать отсюда прежде, чем она подоспеет! Есть спешное письмо.
— Да ладно, я свою лошадь дам, — сказал Жан де Сентвиль.
— Лошадь? Вот это дело! — обрадовалась девушка. — Ладно, успею еще пробежать по деревне!
Вот уж ее и след простыл, только мелькнула шляпа. Не слишком-то здесь церемонятся с детьми, но, быть может, ввиду лошади Левелес все-таки успеет поесть.
Но Левелес не обнаружилось ни до завтрака, на который каждому досталось по жесткому куску гусиной яичницы, испеченной, за неименьем гречневой муки, на плоской и огромной блинной сковороде, ни после, ни к полудню. С посланьем в ближний шуанский лагерь ускакал на своей же лошади сам Сентвиль, со стороны моря явился связной от Стоффле, можно уж было бы и сниматься с места, да только где же девочка?
— Негоже больше одного раза оставаться на ночлег у крестьян, — озаботился господин де Роскоф. — Хоть мы и платим за постой честными деньгами, но холодной зимою золото годится в пищу ничуть не лучше ассигнатов.
— На сей раз, Белый Лис, деревенские слова поперек не скажут даже промеж собой, и не только из-за того, что мы несем святые мощи, — возразил Анри де Ларошжаклен. — За все время ни с одним из этих пострелят не случилось беды. Люди теперь в тревоге.
— Что сделать, придется оставаться.
В эту ночь, впервой за долгое время, Нелли не увидала во сне святого короля. Быть может еще и потому, что не спала вовсе. Не грезилось ей и наяву — тревога гнала грезы прочь. Исчезновение девочки, такое непонятное, воскресило в ее памяти мельчайшие подробности того, как пропал Роман. С чего бы? За весь день никто не нашел в округе следов борьбы: ничто не указывало, что Левелес покинула деревню не по своей воле. Шест, принадлежавший Антуанетте-Марии, был ровно воткнут в землю, обструганный, как та и просила. Верно возникла у малютки какая-то срочная надобность уйти, не успевши никого предупредить. А все ж сердце не остановишь, когда оно хочет тревожиться. Ох и худо, когда исчезают дети! Воистину, в душе каждой женщины живет сказка о человечке с дудочкою, подкарауливающем, чтобы увлечь несмышленышей за собою.
Да полно, в самом деле! Левелес — не несмышленыш, в этих краях ныне дети взрослы не по летам. Нелли, так же, как и утром, потянулась за Парашиной суконной шалью. Так и тянет ее из этого каменного круга бродить меж менхирами! Тоже развлеченье, а все одно лучше, чем на месте сидеть.
Лунные лучи, заливающие голое поле с исполинскими камнями, казались застывшим льдом. Нелли мигом прозябла до костей. Земля обжигала холодом через подметки башмаков, идти пришлось быстро. Вот только куда она спешит? Люди знающие без нее все обыскали, при том в свете дня. А следы здешние дети умеют каким-то образом «заметать», их не возьмешь даже собаками.
Луна вдруг полыхнула особенно ярко, словно пламя перед тем, как светильнику погаснуть. Впереди, на пологом невысоком валуне, Нелли на мгновение увидала залитую ослепительно белыми лучами Левелес. Крохотная фигурка в мягкой шляпе и мохнатой куртке. Казалось, девочка вытянулась во весь свой маленький росточек, глядя в сторону деревни, глядя пристально, для чего, верно, и взобралась повыше. Зачем ей? Ну да и неважно! Нелли побежала бегом.
Луна скрылась за тучей, плотной и густой. Над долиною потемнело, и детская фигурка растаяла во мраке. Когда Елена достигла валуна, белый диск еще не вышел из своего укрытия, но проступил сквозь туманный его край.
На менхире никого не было.
Помнилось? Нет, помниться не могло, все чувства ее ясны и даже не окутаны сейчас грезами. Но с какой такой радости Левелес стала прятаться от своих? Положим, она не знает, какую тревогу вызвала своим исчезновеньем, как перепутала все планы… Но все же — зачем?
Нелли тихо обошла менхир — никого. И поле вокруг голо, незаметно не убежишь. Дитяти здесь вовсе не было.
Внезапная усталось навалилась как свинец. Опереться бы о камень, что нижним концом своим как раз доходит ей до локтя, но каким же холодом от него веет! И на землю не сядешь, а обратно теперь идти да идти… Как же она все-таки устала!
Ледяной луч ударил в лицо так ярко, что Нелли зажмурилась и поспешила закрыть лицо рукавом.
— Лена!
Ну вот, мало ей святого короля, теперь еще брат мерещиться начал! Надо хоть одну ночь толком проспать, так уж дальше совсем нельзя!
— Лена, ты одна? — очень тихий детский голос был где-то совсем рядом. — За тобою никто не может следить?
— Друзья не следят, — вздохнула она, вступая в странную игру с помутившимся своим рассудком.
— А те люди, что с тобою в деревне, они наверное друзья? Они не могут тебя обманывать и прикидываться? Коли ты не уверена, от них можно спрятаться, подумай хорошенько!
— Роман?!
Бесполезно кричать, для помутившегося разума что крик, что шепот. Вот, оказывается, как сходят с ума: чувства и мысли ясны, только химера полноправно обретает плоть. Рука сама собою оперлась о камень — холод прожег через суконный рукав, но ничуть не отрезвил.
Что-то прошуршало в темноте, но Елена даже не испугалась, ей было все едино. От ее горя любой волк убежит со всех ног, такое оно злое.
— Здесь дыра есть, под камнем. Хорошая дыра, снизу вверх все видать, — сказал ее брат, вырастая из-под земли.
— Ты… на менхире стоял… зачем? — Колени подгибались, но Нелли заставила себя удержаться на ногах, прибегая к ледяной опоре.
— Выглядывал, как бы на тебя поближе посмотреть. Издали-то я тебя видел, днем еще, так ведь разве издали разберешь.
Сомнений не было: брат ее стоял перед нею, одетый заправским шуаном, в крестьянской шляпе и козьей куртке. За полгода он вытянулся, но еще больше оброс. Волоса, что раньше были по плечи, теперь ниспадали почти до черного кушака. Пистолетов не было, но на поясе его красовался увесистый охотничий нож — довольно бесполезный для безопасности девятилетнего мальчика.
Но поверить в это здесь, лунной ночью, было куда сложней, чем если бы перед Нелли стоял малолетний святой Людовик. Людовик, король Людовик, благодарю тебя! Ты не обманул, ты сдержал обещанье, брат мой жив, брат мой цел-невредим, брат мой возвращен мне — когда я уже растеряла всякую надежду.
— Так можешь ли ты быть уверена в своих спутниках, Лена? — настойчиво повторил мальчик, отряхнув одежду. — Тебя вить тоже злодеи украли, так? И Прасковью?
— Никто меня не крал, несмышленыш, сами мы за тобой пустились! — Нелли было страшно дотронуться до брата: вдруг он растает под ее прикосновеньем?! Наконец она решилась, острожно коснулась ладонями его пряменьких плеч, самых настоящих, мягких длинных волос, пахучего меха куртки, а потом уж обняла, прижала к себе со всей силы, и все казалось ей слишком слабо…
