С начала апреля до середины мая мы вместе редактировализаписи Бордена, подготавливая их к печати. Состояние здоровья моегобрата-близнеца (для удобства мы стали выражаться именно так) опять ухудшилось,и, при том что значительную часть работы выполнил он, завершающие штрихи, атакже переговоры с издателем легли на меня.
На протяжении этих недель я вел наш с ним дневник. Но вчеранаша двойная жизнь подошла к концу, а вместе с ней подходит к концу и историямоей короткой жизни. Теперь остался только я один, и я снова живу за порогомсмерти.
8 июля 1904 года
Сегодня утром мы с Уилсоном спустились в подвал, чтобыпроверить аппаратуру Теслы. Она оказалась в превосходном рабочем состоянии, но,поскольку я долго ею не пользовался, мне пришлось обратиться к инструкцияммистера Элли, чтобы убедиться в комплектности установки. Мне всегда былоприятно сотрудничать – пусть даже опосредованно – с мистером Элли. Читать егоподробнейшие инструкции – одно удовольствие.
Уилсон предложил разобрать аппаратуру.
Недолго подумав, я сказал:
– Займемся этим после похорон.
Церемония состоится завтра в полдень.
После ухода Уилсона я запер на замок входную дверь подвала ивключил прибор, чтобы в очередной раз продублировать несколько золотых монет. Ядумал о будущем, о своем сыне – пятнадцатом графе Колдердейле, о жене,вдовствующей графине. По отношению к ним я был связан обязательствами, которыене мог выполнить до конца. Снова я ощутил гнетущее бремя своейнесостоятельности, которое отражалось не только на мне, но и на моих ни в чемне повинных близких.
Я не занимался подсчетами и не знаю точно, насколько мыобогатились с помощью прибора Теслы, но мой престиж показывал мне настоящийклад, запертый в самом темном закутке подвала. Я изъял оттуда несколькопригоршней золота – примерно на две тысячи фунтов – и отдал Джулии напервоочередные расходы, а впоследствии добавил туда несколько новых монет.Впрочем, подумал я, дублировать можно сколько угодно, но этого все равно будетнедостаточно.
Как бы то ни было, необходимо обеспечить сохранностьустановки. Инструкции мистера Элли останутся рядом с ней. В один прекрасныйдень Эдвард найдет мой дневник и поймет, для какой цели наиболее подходит этотприбор.
В тот же день
Похороны начнутся через считанные часы, и у меня остаетсясовсем немного времени. Поэтому запишу только самое существенное.
Сейчас восемь часов вечера: я сижу в оранжерее, которуюделил со своим престижем вплоть до его кончины. Великолепный закат позолотилвершины хребта Кербар-Эдж, и, хотя эта комната выходит окнами на другуюсторону, мне видны янтарные завитки облаков. Несколько минут назад я медленнообошел усадебный сад, вдыхая любимые с детства ароматы лета и вслушиваясь вбезмолвие вересковой пустоши.
Такой ясный, безмятежный вечер – наиболее подходящее время,чтобы тщательно продумать свой уход, окончательный уход.
Я – остаток самого себя. Жизнь, в буквальном смысле слова,не стоит того, чтобы жить дальше. Все, что я люблю, для меня запретно в силумоего нынешнего состояния. Нет, родные меня не отвергают. Они знают, кто ятакой и что собой представляю; они понимают, что эти обстоятельства сложилисьне по моей вине. Но при всем том, человек, которого они любили, умер, и мне егоне заменить. Для них будет лучше, если меня не станет: это позволит им оплакатьпокойного – сполна, без оглядки на меня. Дав волю скорби, они исцелятся отгоря.
Кроме того, у меня нет законного места в жизни: иллюзионистРуперт Энджер умер и похоронен, а 14-й граф Колдердейл будет предан землезавтра.
Мне не дано реального бытия. На мою долю остается толькожалкая полужизнь. У меня нет свободы передвижения: сколько можно приниматьбледное подобие человеческого обличья или нагонять страх на людей, подвергаясебя опасности? Единственное, что меня ждет – это роль собственного призрака,витающего над жизнью моих близких, неотступно довлея над их будущим и моимпрошлым.
Это необходимо пресечь как можно скорее; мне нужно умереть.
Но за меня цепляется проклятие жизни! Я успел почувствовать,как неистово пылает во мне жизненный дух; я успел понять, что для меня этическинемыслимо не только убийство, но и самоубийство. В моей жизни уже была полоса,когда я хотел умереть, но это желание оказалось недостаточно сильным. Я смогузаставить себя пойти на смерть только в том случае, если проникнусь надеждой,что из этой затеи ничего не выйдет.
По завершении сегодняшней записи я спрячу этот дневник всклепе, среди престижей, а потом отопру потайную клетушку в подвале, чтобы раноили поздно мой сын – или его сын – нашел клад. Пока золото не будет истрачено,дневник должен оставаться недосягаемым, иначе получится, что я признаюсь вчеканке фальшивых денег.
Исполнив задуманное, я снова включу прибор Теслы, чтобыиспользовать его в последний раз.
Без постороннего присутствия, втайне от всех, я перенесу себячерез эфир, и это станет сенсационной кульминацией моей карьеры.
В течение последнего часа я задавал и уточнял координаты,убеждал себя самого, тщательно репетировал каждый шаг, словно готовясьпредстать перед тысячами зрителей. Однако это магическое действо произойдет безсвидетелей, поскольку мне предстоит перебросить себя в мертвое тело моегопрестижа, чтобы в нем обрести покой!
Я прибуду точно в назначенное место; в этом нет сомнений,поскольку, если речь идет о точности, аппаратура Теслы никогда не давала сбоев.Но каков будет результат этого устрашающего соединения?
Если мой расчет не оправдается, я материализуюсь внутриизъеденного раком тела моего престижа, умершего два дня назад и застывшего втрупном окоченении. Я тоже умру, умру в мгновение ока, и сам об этом не узнаю.Завтра, когда его тело уложат на отведенное место, вместе с ним уложат и меня.
Но я верю, что возможен и другой исход, при котором утолитсямоя жажда жизни. Вдруг материализация меня не убьет?
Я убежден, почти убежден, что воссоединение с телом моегопрестижа вернет ему жизнь. Произойдет воссоединение, окончательное слияние. То,что осталось от меня, сплавится с его останками, и мы снова окажемся единымцелым. У меня есть сила духа, которой у него доселе не было. Я смогу одушевитьего тело. У меня есть воля к жизни, которая была отнята у него; я смогу еевозродить. Во мне присутствует искра жизни, которая в нем угасла. Своимздоровьем я исцелю его от опухолей, от язв и гнойников; я заставлю его кровьснова устремиться по артериям и венам, разомну застывшие мускулы и суставы,придам румянец бледной коже – и когда мы объединимся, я обрету цельность моегособственного тела.
