Они следовали по пустынным коридорам и галереям в гробовой тишине, словно здесь царила сама смерть, которой была безразлична судьба как узников, так и их палачей.
Наконец они спустились в просторную залу, где Винченцо уже был, когда впервые попал сюда, и, пройдя ее, вошли в один из коридоров, в конце которого ступени вели в подземелье. Его стражи молчали, а Винченцо, понимая, что любое его обращение к ним лишь усугубит его положение, тоже не промолвил ни слова. Все двери, через которые они проходили, открывались при первом же стуке одного из стражей, второй же нес факел, слабо освещавший им путь. Они прошли через подземелье, похожее на склеп, и наконец остановились перед еще одной железной дверью. После трех ударов жезла она, однако, не открылась сразу, и, пока они ждали, Винченцо, прислушиваясь, услышал за дверью стоны. Приглушенные массивной железной дверью, они, казалось, доносились откуда-то издалека. Сердце юноши сжалось, и мороз пробежал по коже.
Они стояли и ждали перед закрытой дверью, однако страж не повторил стука. Наконец она осторожно приоткрылась, и показавшийся в дверной щели человек обменялся знаками со стражей, после чего дверь снова захлопнулась. Про прошествии нескольких минут за нею послышались громкие голоса, что-то выкрикивавшие на незнакомом Винченцо языке. Стражник, державший факел, тут же погасил его. Голоса становились ближе, и наконец дверь отворилась, и в ее проеме Винченцо увидел две фигуры в черном. Темные одежды тесно обтягивали их тела, на лицах были маски, а монашеские капюшоны были такой необычной формы, что напоминали шутовские колпаки с длинным, до пят, верхом. Из прорезей в масках недобро блеснули глаза. Эти люди напоминали чертей из преисподней. Видимо, их облачение должно было вселять страх в души тех несчастных, кто попадал в их руки. Винченцо подумал, что этот наряд, помимо того, что устрашает других, делает их самих неузнаваемыми. Кто бы они ни были, теперь он в их власти. Дверь за его спиной громко захлопнулась. Перед ним был узкий коридор, слабо освещенный фонарем под потолком, по бокам его стояли два палача. Они шли по коридору, пока он не закончился очередной дверью, которая на сей раз немедленно открылась при их появлении, чтобы пропустить их еще в один коридор, тоже заканчивающийся дверью. Пройдя и эту, уже третью дверь, они наконец остановились перед подобием железных ворот. Крики и стоны, столь испугавшие Винченцо, были теперь отчетливо слышны и доносились, казалось, со всех сторон.
Ворота им открыл человек в таком же устрашающем одеянии, как те двое, что вели Винченцо. Миновав еще одни двери, юноша оказался в просторной зале с высоким сводчатым потолком и стенами, затянутыми черной тканью, слабо освещенной единственным светильником. Как только Винченцо вошел, странный звук, похожий на эхо, пронесся вдоль черных стен и затерялся вдали. Винченцо не сразу понял, куда он попал, но даже потом, осмотревшись, при тусклом свете светильника он не смог разглядеть все. Какие-то фигуры, похожие на тени, двигались в разные стороны, на столах лежали орудия, применения которых он не знал, однако внутренне сжался от зловещих опасений. Он снова услышал стоны и невольно повернулся в ту сторону, откуда они доносились, как вдруг чей-то голос из дальнего конца залы велел ему подойти поближе.
Не видя никого, он медленно и неуверенно пошел в направлении голоса. Приказ был повторен, и тогда сопровождающие палачи быстро схватили его за руки и поволокли.
В дальнем конце залы под черным балдахином на возвышении восседали трое, то ли главные судьи, то ли главные палачи, он этого еще не знал. В стороне от них за столом сидел секретарь под низко опущенной лампой, освещавшей стол и лежавшие на нем бумаги. Вскоре Винченцо убедился, что трое на подиуме и есть высший суд инквизиции, состоящий из главного инквизитора, защитника и члена суда. Вид у всех троих был надменный и грозный.
На некотором расстоянии от стола секретаря Винченцо увидел подобие железной рамы и догадался, что это дыба, страшное орудие пытки, а еще дальше — что-то, напоминающее гроб. К счастью, он не разглядел, лежал ли кто в нем. В соседних с залой помещениях, куда, пересекая ее, время от времени кто-то входил и откуда доносились приглушенные стоны и крики, всякий раз, как отворялась дверь, должно быть, немедленно приводились в исполнение приговоры, выносимые здесь третейским судом.
Винченцо показалось, что он попал в ад. Сам вид этого места, зловещий ритуал суда и приготовления к нему, облик людей, совершающих суд, напоминали чистилище.
Что побуждает человека подвергать пыткам и унижению своего ближнего, того, кто не причинил никому зла ни словом, ни действием, с горечью спрашивал себя юноша. Но, взглянув на троицу на подиуме, ужаснулся тому, что эти люди не только добровольно взяли на себя эти чудовищные обязанности, но гордятся этим, как великой честью.
Главный инквизитор, еще раз повторив имя Винченцо, приступил к своим обязанностям. Он предложил Винченцо покаяться, дабы избежать тяжких мучений. Поскольку юноша на всех допросах говорил только правду и хорошо знал, что его ждет за это, он подтвердил, что не намерен менять свои показания и спасать себя ложью. Мысленно он допускал, что кто-то, может быть, и оправдал бы такую попытку спастись от жестоких пыток, но он знал, как могут пострадать другие от подобного решения, и прежде всего бедняжка Эллена. Нет, он, не колеблясь, был готов к любым испытаниям, ибо знал, что тот, кто вступает на путь ложных показаний, этим обрекает себя на гибель.
Его мучило то, что он не знает ничего об Эллене, не может поручиться перед судьями за ее невиновность, но он не решался здесь даже произносить ее имя, ибо это только вооружило бы инквизиторов новым, еще более изощренным средством мучить его. Они не должны знать ни о глубине его чувств к ней, ни о степени тревоги за ее жизнь, иначе не преминут этим воспользоваться. Он может поставить под угрозу жизнь Эллены, а себя полностью отдаст в руки инквизиции.
В который раз суд призвал его признать свою вину. Наконец главный судья заявил, что в таком случае судьи снимают с себя ответственность за все последствия, не исключая смертельный исход. Но все было напрасно.
— Я невиновен, — еще раз твердо заявил Винченцо, — невиновен в том, в чем вы пытаетесь меня обвинить. Повторяю, невиновен! Ни дыба, ни другие пытки не заставят меня изменить мое заявление. Вина за мою смерть ляжет тяжким позором на ваши головы!
Главный инквизитор, внимательно выслушавший его, на мгновение задумался, однако член суда, явно разъяренный дерзким поведением юноши, сделал палачам знак приготовиться.
В это время Винченцо увидел в зале человека, в котором тотчас узнал монаха, встретившегося ему в коридоре тюрьмы. Юноша был слишком поглощен тем, что ждало его в ближайшие минуты, интерес его к незнакомцу не был столь сильным, как накануне. Однако, увидев его достаточно близко, он был поражен особым достоинством, с которым тот держался, и, вглядевшись в него, более уже не сомневался в том, что перед ним был таинственный монах с развалин крепости Палуцци.
Это побудило Винченцо спросить о нем у секретаря суда, что повергло того в полное смятение. В это время монах пересек залу и скрылся в дальней ее двери. Тем не менее это не остановило Винченцо, и он громко повторил свой вопрос. На это последовало довольно грозное замечание судьи, что он здесь не вправе задавать вопросы, особенно если они не относятся к делу. Бедняга секретарь изменился в лице.
