Я показал на белый матерчатый чехол, вещицу из 40-х или 50-х годов. Люди и тогда украшали свою нищую жизнь. Вот и этот застиранный чехол покрывала аляповатая вышивка из выцветших синих и красных квадратиков и ёлочек.
— Музейный экспонат, — брезгливо сказал Ефим Соломонович, осторожно извлекая щётку и запуская в чехол два пальца. — Пусто… Ты ничего не путаешь, Пекелис?
— Клянусь предками! Это были достойные люди!..
Ефим Соломонович тотчас же приказал следователям вывернуть карманы. Они было заартачились, но рослые омоновцы, которые прибыли с нами, подсказали им, что шутки могут окончиться плохо.
В кармане одного и другого сыскались новенькие стодолларовые купюры. Ефим Соломонович сверил номера.
— Сувениры верните на место! Это не вещдок! А по факту будем ещё разбираться!
Следователи ошеломленно переглядываясь: они не ожидали такого поворота.
— Где Мурзин? — спросил я у следователей, нарочно пересчитав деньги и спрятав их в портмоне.
— Исчез.
— Как это «исчез»? — рассвирепел Ефим Соломонович. — Почему упустили? Где он?
— Неизвестно, — ответил один из следователей. — Его задержали. Он попросился в туалет и оттуда не вышел. Стали искать, обнаружили вторую дверь — потайную. Она вывела во двор.
— Вторая Лубянка!..
Да, действительно, одна из стен туалета представляла из себя дверь, которая вела на узкую винтовую лестницу, оканчивающуюся выходом в коридор на уровне первого этажа, замаскированным под трансформаторную будку.
Я сотни раз пользовался туалетом, не подозревая, что он имеет ещё и иное назначение.
— Всё ясно, — подвёл итог Ефим Соломонович. — Тут действовала конспиративная группа! А вами, доверенным лицом, пользовались как прикрытием! Это был опасный для меня поворот мысли.
— Вы правы, весь этот городок напичкан, вероятно, подобными конспиративными группами, — в тон Ефиму Соломоновичу ответил я. — Но, к счастью, сейчас решают не эти группы, а наш напор. Надо немедленно установить, где Мурзин. Нужно организовать общий поиск!..
Когда уже мы сели в машину, чтобы следовать по заранее разработанному маршруту, во дворе показался «беспечный» Мурзин. В белых брюках и чёрном пиджаке, он делал нам знаки, чтобы мы остановились.
— Чёрт знает что такое! — проворчал Глобин. — Старая кефаль всё ещё считает, что она гуляет по Дерибасовской!
Мы выскочили из машины.
— Куда Вы делись?
— Никуда не делся… Когда я понял, что мне шьют чужой лапсердак, я решил сам отыскать подлинного злодея. И что же? Это в конце улицы Люксембург, в самом тупичке у лесопарка… Возможно, эти люди пробирались ко мне, когда меня не было дома… Я раздал по знакомым все комплекты ключей. Все из тех, кому я доверяю, знают этот тайный ход… Да и Леопольд знает… Сейчас я привезу Вас к дому, где находится человек, который Вам необходим…
— Вы в изрядном подпитии, гражданин Мурзин, — с брезгливой досадой сказал Ефим Соломонович. — Не знаю, право, как Вам и верить.
— Да вот так и верить, — артистично расставив руки, сказал Мурзин. — Вчера верили, а сегодня уже не хотите. Не хотите, так мотайте в свою Пидерляндию!.. Вы же тут все бериевцы, все враги народа, если не видите вокруг себя больше ни единого порядочного человека!..
— Пусть укажет дорогу, — твёрдо сказал я. — Мне, в самом деле, начинает казаться, что всех нас принимают за олухов… Ну, поймаем того, кого надо, и, уверяю вас, тут воцарится такое же болото, которое здесь было всегда!
Ефим Соломонович, опасаясь всё же за собственную шкуру, велел посадить Мурзина в омоновский уазик, и мы поехали следом, сопровождаемые любопытными взглядами местных жителей: в городе уже прошёл слух, что в «главном учреждении арестованы чеченские террористы».
В конце улицы Розы Люксембург, которая выходила на дорогу, ведущую по краю ущелья к вертолётной площадке и далее — через два усиленных блокпоста — к тоннелю и шоссе на Новороссийск, стояло уже оцепление — толпились омоновцы. А чуть поодаль — местные зеваки.
Глобин, который выдавал себя за грузина и потому разговаривал с грузинским акцентом, подошёл к группе офицеров, которые, как выяснилось, и командовали всей операцией. Там же находились Леопольд, зять Мурзина, и седой следователь Цвик.
Я и Мурзин остались возле машины, но мы оба хорошо слышали весь разговор.
— Почему затор? — спросил Ефим Соломонович, здороваясь со всеми за руку.
— Обнаружили беглеца, — невнятно сказал рослый полковник в милицейской форме со славянской, но слишком уж мальчишеской внешностью. Нелепая рыжая бородёнка, обрамлявшая его круглое лицо и маленький, красногубый, словно накрашенный рот, создавали впечатление чего-то игрушечного, невсамделишного. — Возможно, это именно тот человек, которым вы интересуетесь. Группу прочёса встретила автоматная очередь из подвала. Мы отошли, потому что беглеца надо брать живым.
— Только живым, — подтвердил Глобин, почесав себя за ухом. — Но почему это столпотворение, если там вооружённые бандиты?
— Совещаемся, нужен парламентёр… Этот дом — перестроенное караульное помещение. Перед ним овраг, за ним шоссе, а выше — лысая гора. Со стороны улицы — незастроенные участки. Так что подобраться незаметно и внезапно — исключено… В доме минимум двое…
— Сообщник из местных, — уверенно сказал Глобин и махнул мне рукой, предлагая подойти.
Когда я приблизился, он понизил голос так, что нас не могли слышать офицеры, руководившие операцией.
— Как думаешь, кого послать?
Я понимал всю нешуточность затеи.
— Кто может лично опознать человека, которого мы ищем? И кто занял в этом доме круговую оборону? А если это совсем другие лица?
Мои слова попали в цель. Глобин нахмурился:
— Ты, Пекелис, неглупый человек. Очень неглупый человек… Прохорова знает господин Цвик.
— Пусть идёт он. Вместе с Мурзиным, так мы проверим и этого человека. Ну, а для страховки я бы добавил к ним Леопольда.
Глобин прищурился.
— Леопольд — не то… Пойдёшь ты, как самое сильное звено в нынешнем раскладе!
На это, собственно, я и рассчитывал.
— Условия, которые мы должны предъявить человеку, если он окажется именно тем, кто нам нужен? — я спросил это с тяжёлым вздохом, но и с решимостью бывалого человека.
— Условия?..
Мне показалось странным, что важнейший вопрос застал Ефима Соломоновича врасплох.
Он проколебался пару секунд и выдавил с усмешкой, показав крупные, но редко посаженные зубы субъекта с неустойчивой психикой:
— Он должен добровольно сдаться… Мы обещаем ему жизнь и хорошие деньги за некоторые сведения, которые сегодня уже не составляют государственной тайны… Россия антисемитов проиграла историческое сражение. По крайней мере, триста лет ей придётся теперь стоять на коленях… А, может, и гораздо больше!..
