— Они не знают про каменную лестницу! — воскликнула Элпью, указывая на дверь, ведущую к винтовой лестнице. — Они сгорят заживо.
Но Подлец не слышал ее, казалось, ему было все равно. Побагровевший, со вздувшимися на лбу и шее венами, он распахнул дверь и побежал вверх по горящей деревянной лестнице, которая вела прямиком в кабинет Коули.
Натаниэл с трудом поднялся на ноги, но тут его юбка вспыхнула и загорелась. Он стал дергать ее, пытаясь сорвать, одновременно продвигаясь к двери, ведущей на улицу. Элпью схватила юношу за талию, пытаясь предотвратить его побег. Развернувшись, он с такой силой ударил ее в лицо, что она отлетела в другой конец комнаты и ударилась о стену. Пока Элпью приходила в себя, Натаниэл, все еще пытавшийся оторвать занявшиеся юбки, добрался до своего ножа, и тут на него с оглушительным грохотом обрушилась вся деревянная лестница.
Проскочив сквозь адский пламень, бывший когда-то лестницей, Элпью выбежала на улицу.
Там уже собралась небольшая толпа.
— На помощь! Вызовите пожарных! Господа, тяните пожарные шланги, умоляю. Там внутри три человека! — крикнула им Элпью и снова нырнула в горящее здание. В густом удушающем дыму она пробежала по коридору первого этажа к винтовой лестнице. На ступеньках она столкнулась с Пигаль, спускавшейся ей навстречу.
— Спасайся, mon enfant,[84]— неразборчиво прохрипела Пигаль, говорившая через меховую муфту, которую прижимала ко рту. — Allons! Allons![85]Тут пожаг!
— А графиня?…
Пигаль подтолкнула ее.
— Мы должны выбигаться. Вниз, вниз, вниз.
Кашляя и задыхаясь, Элпью неохотно развернулась и побежала по каменным ступенькам вниз. Пигаль на всем пути подталкивала ее, пока они не выбрались из здания.
Когда, черные от копоти и судорожно хватающие воздух, они снова оказались на улице, Элпью обернулась и увидела, как прямо за спиной у Пигаль из двери, пошатываясь, выходит Подлец. На руках, на обожженных, мощных руках, он нес леди Анастасию Эшби де ла Зуш, баронессу Пендж, графиню Клэпхэмскую: от обгоревшего парика ее шел дым, набеленное лице покрылось черными пятнами, уподобившись шкуре фризской коровы. Графиня кашляла, но была жива.
Вся улица оказалась запружена: карета Пигаль стояла поперек дороги под углом, другая, еще большая по размеру, стояла впритык к ней, и во всю длину Феттер-лейн выстроилась целая вереница портшезов, наемных экипажей и частных карет.
— Мы люди главного королевского камергера. — Двое крупных мужчин с обнаженными шпагами, выступив вперед, указали на Подлеца. — Это убийца?
— Нет-нет. — Пигаль подняла руку. — Эттот человек — гегой! Убийца — высокий гыжий юноша.
— Гыжий? — переспросил один из стражей.
— Гыжий, с гыжими волосами, недоумки! — завопила Пигаль, хватаясь за собственную обгоревшую шевелюру.
— Думаю, он не… — Элпью оглянулась на кромешный ад. — Думаю, он, должно быть…
— Мертв, — отрезала графиня, ее как раз поставили на ноги, и она вытирала руки. — Таким образом, закончилось и все это ужасное дело.
— Тумаю, нет, — произнес маленький человечек, останавливаясь рядом с ней.
Элпью закатила глаза. Только не это — еще один немыслимый иностранный акцент!
— А какое вам, позволю себе узнать, до этого дело, сударь? — Графиня посмотрела на маленького, слегка сгорбленного мужчину с крючковатым носом. — Моя служанка Элпью и я чуть не погибли от руки сумасшедшего. И мы также знаем, что еще три человека, тело одного из которых сейчас догорает, были жестоко им умерщвлены. — Она фыркнула. — И если только мы не пошевелимся, будет принесена четвертая жертва. На рассвете несчастная женщина будет повешена за преступление, которого она не совершала.
Коротышка пальцем поманил графиню, собираясь что-то прошептать ей на ухо.
Элпью смотрела, как менялось выражение лица графини, слушавшей шепот незнакомца. Сначала на нем было написано раздражение, затем скука, потом озадаченность, удивление, затем изумление, и наконец, она внезапно присела в низком реверансе. Коротышка приложил палец к губам, и графиня, выдохнув: «Ничего себе!», обернулась к толпе, пожимая плечами и стараясь казаться невозмутимой.
— Идем, Элпью, — позвала она тонким, сдавленным голосом. — В карету.
Превозмогая боль в каждой косточке своего измочаленного тела, Элпью поплелась к карете Пигаль и открыла дверцу.
Графиня указала пальцем вперед. На языке жестов это означало: «Дальше!»
Удивленная Элпью прошла мимо кареты герцогини.
Перед ней появился ливрейный лакей, с поклоном открывший дверцу другой кареты — больше и роскошней. Еще один лакей подал Элпью руку и учтиво помог ей в эту карету сесть. Графиня, непрерывно болтавшая с маленьким человечком, отставала на несколько шагов. Оба они затем присоединились к Элпью, форейторы и лакеи заняли свои места, и карета покатила в ночь.
— Позвольте мне претстафиться, — произнес человечек. — Я — Вильгельм.
Элпью улыбнулась. Бога ради, что еще за Вильгельм?
— О, понятно… — проговорила она со слабой улыбкой. — Какой Вильгельм? — спросила она, надеясь, что мужчина прояснит дело, назвав фамилию.
— Элпью… — Графиня ткнула ее локтем в бок, одновременно кивая головой, будто пробка подпрыгивала на волнах. — Это Вильгельм, Элпью. — Она вежливо кашлянула. — Это Его Величество король.
Глава семнадцатая Проекция
Обработка некоего вещества ферментом или настойкой, чтобы достичь трансформации этого вещества.
Элпью и графиня не могли оторвать глаз от мешка с деньгами, лежавшего перед ними на столе. Снаружи солнце уже прорезало серыми полосками тьму ночи. Скоро наступит утро.
— Объясните еще раз, пожалуйста. — Элпью пыталась осмыслить невероятные события минувшей ночи.
— Этот рыжий юноша, Натаниэл, с детских лет служил при дворе. Он оказался одним из тех, кому не выплатили жалование во время благословенно короткого царствования трусливого Якова. Его мать была кухаркой на королевской кухне. Мальчику было девять, а его сестре — семь лет, когда их мать покалечилась — что-то там произошло с вертелом. Вильгельм тогда только что стал королем. Работать из-за своих увечий женщина не могла, и ее уволили, не дав ни пенни. Затем кто-то обвинил ее в краже из королевских кладовых, и ее бросили в тюрьму, где она умерла от лихорадки. — В голове ее светлости переплетались истории, услышанные от Мустафы, Люси и самого короля.
Элпью покачала головой.
— Я все еще не понимаю…
— В этом нежном возрасте мальчик был ввергнут в пучину несчастий и во всем обвинил не более не менее, как короля Вильгельма. Он не сознавал, что монарх вряд ли знает, что происходит у него на кухне. Во всяком случае, вынужденный теперь содержать себя и сестру, Натаниэл стал пробираться вверх по служебной лестнице. Он был вполне доволен своим местом, славно трудился и несколько лет спустя был рекомендован к службе в Большом гардеробе короля.
