один магический артефакт послужит укреплению королевского рода. Попробуй теперь доказать, что появление моей дочери в южной крепости не умысел, а стечение обстоятельств».
Карета остановилась у парадного входя в городской особняк Цессиров.
Лорд вышел и с удивлением обнаружил, что ступени замело. Он, погруженный в мысли, даже не заметил, что начался снег.
- Где леди Эйжения?
- На заднем дворе играет с Кольбо.
Кольбо, огромный и достаточно суровый пес, с первых же дней проникся любовью к новой хозяйке. Он спал у входа в ее комнату, и чтобы пробраться в спальню Эйжении, нужно было сначала преодолеть сопротивление огромной туши и кучи острых зубов, которые легко могли вгрызться в глотку того, кого Кольбо посчитает врагом.
Цессир прошел в свой кабинет, откуда был виден внутренний сад.
Джулия гоняла пса по поляне. Одетая на мужской манер, к которому привыкла у урийцев, она выглядела подтянутой, сильной и довольной жизнью.
Пес призывно залаял и получил снежком в нос. Фыркнув, он принялся нарезать круги вокруг смеющейся девушки.
«А если не докладывать королю? Погодить? - вернулся к размышлениям Гердих. - Лорд Ханнор умрет, моя дочь окажется свободной... и никто, никто не сможет доказать, что Эйжения и Джулия одна и та же женщина. Останется только решить, что делать с родовым амулетом».
Лорд провел пальцем по стеклу, с другой стороны которого снег оставлял мокрые следы.
Джулия заметила отца и помахала рукой. Он ответил сдержанной улыбкой и кивком.
«А если не снимать со строна Упыря? Пусть прячет родовой амулет до самой смерти моей дочери. А когда это произойдет (я буду молиться святой паре, чтобы жизнь ее была долга и счастлива), строн вернут в казну как вновь найденный. Все довольны, король в том числе. Но тогда... тогда моей дочери до самого последнего дня носить маску Эйжении. И лишь Тень обретет ее настоящее лицо. Но кому нужна Тень, чтобы сравнивать ее лицо при жизни и после?»
Дочь увела пса в дом, и Гердих отошел от окна.
В дверь постучали.
- Донесение, милорд!
На стол лег треугольник серого цвета.
«Гаррон! Это сообщение от него».
Край бумаги больно полоснул по пальцам и тут же всосал проступившие капли крови.
Неровным торопливым почерком было написано несколько коротких фраз:
«Зеленая дева - спасенье степи.
От смерти и лжи ты ее сбереги.
Разрушится замок, что с черной стеной,
Лорд Ханнор в чертогах отыщет покой».
На обратной стороне приписка:
«Народное творчество, за правдивость не отвечаю».
«Пророчество Шальди действует! - в смятении подумал Цессир. - В нем ясно сказано, что должны выполниться несколько условий, чтобы степь была спасена. Одно из них - переход лорда Ханнора в небесные чертоги святой пары, то есть смерть. И как все ладно складывается: мою дочь оболгал Магистр, и она бежит из замка. Ее похищают урийцы и прячут в степях, куда рука Магистра не дотянется. И вот теперь лорд Ханнор, хозяин замка, умирает. Кто защитит крепость, когда туда хлынут урийцы, воодушевленные тем, что предсказание сбывается? Моя дочь как вдова? Сможет ли она? Вернее, не так - отпущу ли я ее туда? Позволю ли видеть крах рода Ханноров, которому Джулия, не ведая того, поспособствовала? Нет. А крепости без хозяина не выстоять».
Гердих тронул колокольчик.
- Позовите ко мне леди Эйжению.
«Что бы я не предпринимал, пророчество свершится: замок будет разрушен. Но как бы урийцы не пошли дальше. В низине стоит замок Витро с оранжереями, где выращиваются зерна саара. Сейчас замок принадлежит королю, а значит, тот не допустит, чтобы урийцы хозяйничали в крепости Ханноров. Туда стянутся войска и... Валаах! Начнется новая война!»
Цессир закрыл лицо руками, но не смог погасить болезненного стона.
«Степь хлынет за перевал, захватит оранжереи с зернами саара, а потом и весь Агрид. Ури-ца не только вернет свою силу, но и преумножит ее. Вот о чем пророчество, вот о чем предупреждала Шальди!»
- Вы меня звали, отец? - краснощекая с мороза, Джулия была воплощением молодости и красоты. Красота матери Гердиха была несколько иной, более холодной, резкой. Ираида же наградила Джулию мягкостью черт и более теплым оттенком кожи. Но если бы было возможно поставить рядом двух женщин - Джулию и Эйжению, то даже рассеянный взгляд выхватил бы в их лицах схожие фамильные черты Цессиров.
«Бедная девочка. Сколько ей пришлось вынести из-за черствости лорда Ханнора».
- Я вызову карету. Тебе нужно попрощаться с мужем. Он умирает.
Джулия потеряла сознание.
Глава 45. Как Юлия прощалась с умирающим
Юлия проплакала всю дорогу до особняка Ханноров. Платочек уже не справлялся с потоком слез и соплей, поэтому она, махнув рукой на приличия, вытирала глаза подолом нижней юбки.
Изегера было жалко. Хотя это не то слово, которое могло бы описать чувства Юлии. В ее сердце внезапно и беспощадно воткнули клинок.
За последний год она свыклась с мыслью, что на свете существует человек, которого можно обвинить во всех тех несправедливостях, которые происходили с ней. Она привыкла строить планы, в которых лорд Ханнор играл не последнюю роль, а теперь все летело в тартарары. Не будет серьезного разговора, когда она выплюнет ему в лицо все те ужасные обвинения, которые приготовила, не будет ликования от того, как изменится его физиономия, когда Изегер узнает, что его «жена» вовсе не безродная, не будет томительного выбора, когда Джулия Цессир возьмет на себя право решать разводиться с милордом или оставаться в браке. Ничего не будет. Впереди лишь слезы и сожаление, что ничего путного у них не получилось. Если Изегер без сознания, как говорит Гердих, то даже прощания толком не получится. Не успев побывать женой, к утру она перейдет в статус вдовы.
- Нет! Нет! Не хочу! Пожалуйста, живи!
Странно, но Юлию совсем не заботило состояние Раттара, хотя после побоища и он должен выглядеть не лучшим образом.
Спасительница степи злилась. Злилась на то, что едва не отдалась тому, кого не любила, злилась на то, что Раттар всегда, в противовес Изегеру, был добрым и ласковым, злилась за то, что сын вождя отнял у нее целый год жизни. Понимала, что навряд ли провела бы его рядом с лордом Ханнором, но разве на ум страдающей женщины приходят рациональные мысли? Юля даже забыла, что сама сбежала из замка, и уж только потом ее похитили.
И еще одно
