— Так вот каков ваш протеже, Сартин. Мы ему многим обязаны. Лаборд говорил мне о нем.
Начальник полиции не стал скрывать своего изумления.
— Не знал, что господин Ле Флош столь заметная фигура, сир.
Король повернулся к Николя:
— Сударь, расскажите мне о деле, касающемся известных вам вещей. Я вас слушаю.
Не раздумывая, Николя бросился в воду. Он знал: сейчас решается его будущее. Многие на его месте стали бы ловить свой шанс, играя на слабостях слушателя и выпячивая достоинства рассказчика. А он заговорил просто и ясно, живописал, но без особых подробностей, побуждая понять больше, чем сказано, избегал говорить о себе и выставлял на первый план Сартина — быть может, даже больше, чем требовалось. Несколько раз король прерывал его, уточняя детали медицинской экспертизы, пока, наконец, маркиза не попросила его умерить интерес к этим ужасным подробностям. В зависимости от характера событий Николя то был сдержан, то взрывался фейерверком слов. Его речь текла плавно и ритмично, не утомляя присутствующих. Король, слушавший его самым внимательным образом, казалось, даже помолодел; его взгляд засиял каким-то новым блеском. Завершив рассказ, Николя молча поклонился и отступил. С очаровательной улыбкой маркиза протянула ему руку для поцелуя, и молодой человек почувствовал ее крайнее возбуждение.
— Спасибо, сударь, — произнесла она, — мы вам обязаны. Уверена, его величество не забудет ваших услуг.
Встав с кресла, король прошелся по комнате.
— Как говорил мой предок Генрих IV, король — первый дворянин королевства. И первый дворянин сумеет вознаградить сына одного из самых верных своих слуг, который три года назад вместе с доблестными земляками-бретонцами выказал готовность выступить против англичан.[62]
Николя ничего не понимал: наверное, эти слова относились не к нему, а к кому-то другому. Сартин оставался невозмутим, Лаборд от удивления разинул рот, маркиза в изумлении смотрела на короля.
— Да, я сказал правильно: сын одного из моих слуг, чью доблесть я никогда не забуду, — продолжал король. — Сударь, — обратился он к Николя, — ваш крестный, маркиз де Ранрей, недавно покинувший наш мир, передал мне письмо, в котором он признает вас своим законным внебрачным сыном. Мне приятно сообщить вам об этом и вернуть вам имя и титул: отныне они принадлежат вам.
После слов короля наступила тишина. Николя бросился к ногам его величества.
— Сир, умоляю ваше величество меня простить, но я не могу их принять.
Король дернулся и вскинул голову:
— Но почему, сударь, в чем причина?
— Ваше величество, принять означает изменить памяти моего… моего отца и лишить мадемуазель де Ранрей наследства, принадлежащего ей по праву. Я отказываюсь от него, равно как и от титула. Я уже имею счастье служить вашему величеству и прошу вас разрешить мне продолжать службу под своим именем.
— Пусть будет так, сударь.
Он повернулся к маркизе:
— Вот редкий пример неиспорченности человеческой натуры, пример, вселяющий в нас надежды.
Потом он снова обратился к Николя:
— Маркиз писал мне, сударь, что вы, как и он, знаток охотничьего искусства.
— Сир, он сам обучал меня ему.
— Вы всегда будете желанным гостем в моей карете. Лаборд, господин Ле Флош получает привилегию участвовать в травле оленя. Он освобождается от обязанности носить костюм начинающего охотника.[63]А остальные мои пожелания господину Ле Флошу передаст господин де Сартин.
Аудиенция окончилась, и все трое вышли из белой гостиной. В галерее первый служитель королевской опочивальни поздравил Николя.
— Король приглашает вас охотиться вместе с ним. Он знает вас как Ранрея и оказывает вам честь как Ранрею. Вы получаете придворные привилегии и право ездить в каретах короля.
Словно во сне, Николя шел за Сартином; он не знал, хочется ли ему, чтобы сон поскорее кончился, или нет. Они уселись в карету и молча выехали из дворцовых ворот.
— Я предупреждал короля, что вы откажетесь. Он мне не поверил, — произнес Сартин.
— Вы давно об этом знали?
— Давно, с вашего приезда в Париж. Ранрей любил вас. Он очень страдал из-за вашей ссоры, случившейся по его вине. Но поймите и его страхи, когда он увидел, что между вами и мадемуазель де Ранрей, вашей сестрой, рождается нежная привязанность, и простите его памяти те решения, которые тогда вы не смогли бы ни понять, ни оценить.
— Я чувствовал, что за всем этим кроется какая-то тайна!
— Видите, ваша знаменитая интуиция и тут вас не подвела!
— А моя мать?
— Умерла, произведя вас на свет. Вряд ли вам стоит знать больше. Маркиз был женат. Она была девушка из благородной семьи, и если бы об их любви узнали, ее бы ожидало бесчестье.
— Позвольте вас спросить, сударь, почему вы решили, что я откажусь?
— Я наблюдаю за вами с тех пор, как ваш отец поручил вас мне. Вы очень на него похожи. Но то, что он приобрел благодаря рождению, вам пришлось приобретать благодаря вашим талантам. И вы доказали, что, несмотря на скромное происхождение, вы способны преодолевать собственные слабости. Если в разговорах с вами я злоупотреблял сомнениями и недоверчивым тоном, способным, не скрою, оскорбить вас, то это не от неудовольствия, а от тревоги за вас. Я хорошо понимаю вас, Николя, ибо сам в пятнадцать лет остался сиротой. Мой отец исполнял обязанности интенданта Каталонии. Испанец по отцу, я не имел ни поддержки, ни состояния и, очутившись в коллеже Даркур, с самого начала вволю наглотался презрения вышестоящих. Унижение является мощной пружиной, движущей общество. Благородное происхождение открывает двери, но часто двери эти всего лишь видимость. А если верить нашим друзьям философам, грядут времена, когда лучше быть плебеем. Но как бы там ни было, — со смехом завершил он, — вы повели себя не по-придворному, отказавшись от титула, на который вы имеете бесспорное право. Тем более в присутствии фаворитки, урожденной Пуассон. К счастью для вас, она, кажется, не рассердилась.
Он вытащил из кармана кипу бумаг и протянул их молодому человеку:
— Читайте.
Буквы прыгали перед глазами Николя, и он никак не мог понять суть переданных ему документов. Сартину пришлось объяснять:
— Его величество по великой доброте своей пожаловал вам в качестве благодарности должность комиссара полиции Шатле. Стоимость должности оплачена, вы найдете квитанцию, подтверждающую законность вашего назначения. Единственное условие, которое ставит король, дарующий вам эту милость, — вы остаетесь под моим началом. В делах, касающихся его лично, он намерен использовать вас без посредников. Смею думать, комиссар Лe Флош, это условие не слишком тяготит вас.
