В тот вечер Альфред де Форминьи явился к маркизе и спросил, принимает ли она.
– Мадам нет дома, – ответила ему молоденькая служанка Бабетта. – И сегодня она не вернется.
– Но я видел свет в ее спальне!
– Ну конечно! Это я занималась там разборкой вещей.
Альфред решил не упорствовать, хотя и не поверил служанке: он был убежден, что видел мужской силуэт в окне упомянутой спальни. Выйдя на улицу, он не отправился восвояси, а затаился в нише напротив и стал наблюдать за домом Шарлотты. Вскоре в окне вновь показался тот же самый силуэт, и Форминьи сжал кулаки. Или юная Бабетта принимала любовника в отсутствие хозяйки (что было весьма сомнительно, учитывая робкий характер девушки), или она солгала – Шарлотта была дома, и тогда у нее находится не кто иной, как гнусный д'Оландон.
Через несколько минут, которые показались вечностью влюбленному юноше, дверь дома отворилась, и на пороге появился человек в широком черном плаще. Альфред крадучись пошел за ним. Заметив слежку, мужчина плотнее запахнул плащ, хотя прекрасная летняя ночь была жаркой.
– Ах так! – проворчал Форминьи. – Ты хочешь скрыться? Но ты от меня не уйдешь!
Чувствуя закипающий гнев, он прибавил шаг, догнал человека в черном плаще и грубо схватил его за руку.
– Куда это вы так спешите, господин д'Оландон, и отчего прячетесь?
Человек обернулся, и юноша в изумлении попятился, широко раскрыв глаза. Света фонаря, у которого оба остановились, оказалось достаточно, чтобы он понял свою ошибку.
– Так вы не д'Оландон?
– Представьте себе, нет! Ну и манеры у вас, молодой человек! На первый раз я вас прощаю, но впредь будьте повежливее. Всего хорошего!
Донельзя огорченный Форминьи не успел принести свои извинения, ибо мужчина в плаще удалился так стремительно, что юноше оставалось только теряться в догадках. Дело в том, что он знал этого человека. Никакой любовной интрижкой здесь не пахло, ибо это был не кто иной, как бригадир жандармов Фуазон. Но какое дело могла обсуждать Шарлотта де Вобадон с начальником городской полиции и почему совещались они ночью, под покровом тайны? Форминьи потребовалось двое суток на размышления, и лишь тогда он сумел сопоставить зловещие новости, которые разнеслись по городу, с загадочными переговорами своей возлюбленной.
На следующий день, незадолго до полуночи, крестьянская повозка приближалась к деревне Лангрюн. В тележке сидели двое – их фигуры в черных плащах сливались с темнотой ночи. Показалась приземистая церковь, и начался спуск к берегу. Мадемуазель де Монфике и д'Аше вовремя прибыли на место встречи, назначенное Шарлоттой.
– Мы увидимся с вашей подругой? – спросил вождь шуанов.
– Нет. Она сказала, что здесь нас будет ждать верный друг, а также двое матросов с корабля, который доставит вас в Англию. Корабль сейчас в открытом море.
– Ночь такая темная, что ничего нельзя разглядеть.
– Тем лучше! Никто не должен видеть корабль…
В это мгновение из мрака возник человек в широком плаще.
– Киберон! – прошептал он.
Это был пароль, и д'Аше тут же ответил:
– Все в руке божьей!
– Надо торопиться, сударь. Прилив ждать не будет, да и ночка уж больно подходящая.
– Я готов…
Мятежник в последний раз прижал к груди плачущую Елизавету, поклялся ей в вечной любви и спрыгнул с тележки на земли.
– Не забывайте меня! – шепнул он на прощанье. – Скоро мы встретимся вновь!
Д'Аше растворился в ночи вслед за своим провожатым. Девушка пристально вглядывалась в темноту и увидела, как две другие тени отделились от скалы и присоединились к первым двум. Конечно, это были матросы! Успокоившись, мадемуазель де Монфике послала воздушный поцелуй дорогому беглецу и, хлестнув лошадь, направила тележку в Байё.
На следующий день по всей Нормандии разнеслась ужасная весть: на берегу у деревни Лангрюн нашли тело Робера-Франсуа д'Аше. Лицо у него было изуродовано тремя выстрелами, так что его с трудом удалось опознать. Кроме того, он получил две пули в грудь и несколько ударов кинжалом в спину. Убийство было таким подлым, что языки у людей развязались. Нашлись свидетели, которые видели, как ближе к вечеру бригадир Фуазон и двое жандармов направлялись к Лангрюну. После этого не осталось сомнений, что именно они подкараулили д'Аше. Потрясенная до глубины души Елизавета де Монфике рассказала, как она сама отвезла своего друга на роковой берег, где его дожидался «верный человек», о котором говорила мадам де Вобадон.
Вот тогда-то Альфред де Форминьи и вспомнил о странной встрече вечером 6 сентября. Он своими глазами видел, как убийца вышел из дома Шарлотты де Вобадон – той самой Шарлотты, которая ездила в Байё, чтобы выманить д'Аше из его убежища. Юноша почувствовал такое отвращение, что его любовь к молодой женщине тут же умерла. Он рассказал всем знакомым о своем приключении и тем самым предал бывшую возлюбленную общественному суду – через несколько часов в Байё и в Кане не осталось человека, который не знал бы о роли Шарлотты в убийстве д'Аше…
Какая непонятная бравада побудила маркизу де Вобадон появиться в тот вечер на людях? Желание бросить вызов толпе или же просто неведение? Уже несколько дней назад она договорилась пойти в театр с д'Оландоном и не сочла нужным менять свои планы – а возможно, не знала о распространившихся по городу слухах.
Правда, в течение всего дня Шарлотта не видела д'Оландона, хотя они договорились встретиться еще утром. Когда же удивленная этим обстоятельством молодая женщина послала к нему Бабетту, служанка вернулась с известием, что дома никого нет. Один из соседей сказал, что господин д'Оландон внезапно уехал в деревню по срочному делу.
– Уехал? Не предупредив меня? Надо полагать, дело очень срочное… – задумчиво произнесла Шарлотта. – Но это не имеет значения, я пойду без него! Приготовь платье.
– Мадам хочет выйти одна?
– А почему бы и нет? Не в первый раз! Кроме того, я ведь иду в театр, там я наверняка встречу десяток друзей, которые вполне заменят мне Оландона. Не хочется упустить такой случай: у меня новая шаль, и надо в ней показаться.
Эту шаль из великолепного пурпурного кашемира Шарлотта купила сегодня утром. Вещица была для нее дорога, однако молодая женщина считала, что с финансовыми затруднениями отныне покончено. К черту скупость! В этой кашемировой шали она будет выглядеть ослепительно.
Час спустя маркиза де Вобадон в роскошной шали на плечах появилась в своей ложе на первом ярусе. Глаза сверкали от возбуждения, и она как никогда была уверена в своей красоте. Наступил антракт, в партере мужчины поднимались с мест, переговаривались между собой или же направлялись к ложам, чтобы приветствовать прекрасных подруг. Царил обычный для театра гул: радостные восклицания, шелест шелка, треск вееров. Шарлотта с наслаждением внимала ему, приняв картинную позу у бортика ложи и не сомневаясь в успехе. Она обожала театр, а в этот вечер собралась самая блестящая публика.
